Сколько зарабатывает редактор в издательстве

Читатели Т⁠—⁠Ж продолжают рассказывать о своей работе и доходах.

Наша новая героиня работает в издательстве, которое выпускает детскую литературу и классику. Она рассказала о том, почему в книгах крупных издательств так много опечаток, на какую подработку можно рассчитывать, если профессионально занимаешься текстами, и с какими причудами наследников писателей приходится мириться, чтобы подписать договор.

Высшее образование я получила с третьей попытки, но все они были связаны с книгами.

Выросла я в Томске. Со старших классов школы мечтала уехать в Питер, поступить в Муху и стать книжным иллюстратором. В Томске на иллюстраторов тогда еще не учили, а Питер был городом мечты — там хотелось оказаться в любом случае.

Для подстраховки я поступила на томский филфак. Литература и русский мне нравились, и я успешно сдала экзамены. Мне казалось, что учиться на филфаке будет интересно. Но вот кем работать после выпуска? Этого я не знала — и потому не видела себя в будущем филологом. Преподавать я бы точно не смогла.

В Муху я не поступила, провела первый курс на филфаке. Это было очень хорошее образование: знания, полученные всего за год, до сих пор помогают мне в моей нынешней работе. Но тогда я этого не ценила и следовала за своей мечтой — поехала в Питер поступать еще раз.

Поступила на книжную графику. Филфак бросила. А через два года была отчислена и из Мухи: богемная жизнь, которая у меня началась вдали от дома, не пошла мне на пользу. Я вышла замуж и осталась без профессии.

Это был 2006 год. Сначала я устроилась няней — моей дневной зарплаты хватало только на проезд и еду. Потом работала продавцом-консультантом в книжном магазине «Буквоед» за 8000 ₽ в месяц. Снимать жилье не требовалось: у мужа была своя квартира, в ней мы и жили. Но он не работал, занимался творчеством, которое почти не приносило дохода. В перспективе вырисовывалась жизнь за чертой бедности. Надо было браться за ум и что-то решать с учебой и работой.

Восстанавливаться туда или сюда было стыдно, и я стала искать новый вариант «книжной» профессии. На филфаке я слышала, что в Питере учат на редакторов в Северо-Западном институте печати. Я разведала, что требуется для поступления, и стала готовиться к этому в течение года — мне помогали старые школьные и филфаковские конспекты. Книги и учебники брала в библиотеке или в «Буквоеде».

Поступать пришлось на вечернее отделение, потому что я уже не могла оставить работу: материально мне никто не помогал. Мама обеспечивала меня, пока я была мухинской студенткой. Муж меня содержать не собирался.

В Институте печати я проучилась шесть лет — и наконец-то получила диплом. Мне повезло: с конца первого курса я уже работала по специальности благодаря рекомендации преподавателя. Меня взяли младшим редактором в небольшое издательство, выпускающее альбомы по искусству.

Мой директор, она же главный редактор, научила меня корректуре и редактированию. С 10:00 до 17:30 я работала, с 18:30 до 21:30 — училась. Знания, полученные на работе, порой опережали теорию, которую нам давали в институте.

К 2015 году меня повысили с младшего до ведущего редактора, зарплата выросла с 8000 до 23 741 ₽, а с премиями — до 31 450 ₽ в месяц. Премии были нерегулярные, зависели они не от результатов работы, а от финансирования.

Четыре года назад маленькое издательство, в котором я проработала восемь лет, закрылось, и мне пришлось искать другую работу. Выяснилось, что это большая проблема. Дело в том, что около 85% книжных издательств находятся в Москве, 10% — в Петербурге и только 5% — по всей остальной России. Я жила в Питере и хотела заниматься именно книгами. И тут оказывается, что вакансий просто нет. Можно устроиться редактором в какое-нибудь интернет-издание, можно найти что-нибудь вроде вычитки брошюр с гороскопами или рецептами. Но книги — в Москве. Я даже думала, что придется покинуть город мечты и переехать в столицу исключительно ради работы.

Однако я не сдавалась и стала искать через однокурсников. Это помогло: я узнала, что в издательстве, которое выпускает иллюстрированную классику и детские книги, редактор уходит в декрет и на ее место ищут человека. Тематика мне подходила.

Я написала в издательство и прикрепила свое резюме. Мне ответил директор: «Какие идеи изданий вы можете предложить?» Несколько дней я составляла список идей. Мое письмо должно было свидетельствовать о том, что я разбираюсь в детской литературе. Примерно так оно и было: я много читала в детстве, а в институте писала диплом по детским литературно-художественным журналам.

Мне дали тестовое задание: редзаключение на новую рукопись и редактирование детской книжки. Я его выполнила, прошла собеседование, и меня взяли.

С этого момента мои дела пошли в гору. Мой приход в издательство совпал с его расцветом и открытием новых книжных серий. С 2016 года зарплата выросла с 33 000 до 45 000 ₽. У нас была тринадцатая зарплата, а к праздникам, за хорошие идеи или за работу во внеурочное время давали премии — от 5 до 20 тысяч рублей. Я даже смогла что-то откладывать на первоначальный взнос, хотя никто из окружающих не верил, что я смогу купить квартиру в ипотеку. С первым мужем я развелась на третьем курсе Института печати. После этого девять лет снимала жилье, скопить при этом денег было и правда проблематично.

Три года назад мой молодой человек после года отношений на расстоянии предложил мне жить вместе. Он москвич и живет в однокомнатной квартире, которая принадлежит родителям. Переезжать ко мне в Питер на съемное жилье ему не хотелось, и я решилась на переезд в Москву, хотя никогда туда не стремилась.

Но директор не захотел меня отпускать. Он перевел меня на удаленную работу и выдал мне из личных средств невиданную премию: безвозмездно добавил к моему первоначальному взносу 370 000 ₽. Он пояснил, что иногда издательство поддерживает своих добросовестных сотрудников — прямо как членов семьи. Щедрость директора меня поразила. Я, конечно, с благодарностью взяла эти деньги: такого подарка судьбы в моей жизни еще не случалось, упускать возможность было глупо. Однако я догадывалась, что есть и оборотная сторона медали: теперь я буду чувствовать себя должником, никогда не перейду на другую работу в Москве, никогда не скажу директору, что не могу поработать в воскресенье.

С тех пор, вот уже три года, я живу в Москве и работаю на петербургское издательство из дома.

Ведущий редактор сопровождает книгу на всех этапах редакционно-издательского процесса, контролирует издание, начиная с замысла и заканчивая печатью в типографии.

В разных издательствах у ведущих редакторов разные функции. В первом издательстве, куда я устроилась, у меня не было возможности проявлять инициативу: репертуар составляла директор, мне просто давали в работу какую-то книгу — и все. В мои задачи входило вычитывать текст в «Ворде», макет — в верстке, исправлять все виды ошибок, следить за связью текста и картинки, за тем, чтобы каждый элемент издания находился на своем месте и все соответствовало гостам. Ездила я и в типографию на спуск полос — контрольную проверку файлов перед печатью. Спуск полос — это пробные печатные листы. Как правило, на них проверяют самые важные элементы: заголовки, подписи под иллюстрациями, выходные данные. Это последняя возможность заметить ошибку на видном месте и исправить ее.

Поскольку издательство было маленьким, каждый сотрудник выполнял множество функций. Я была не только редактором, но отчасти и секретарем, курьером, грузчиком, уборщицей, офис-менеджером и продавцом. Все это я успевала делать, потому что объем выпускаемой продукции был невелик: в год у нас выходило около пяти изданий.

В штат входили только директор, верстальщик, цветокорректор и я. Иногда тексты помимо меня вычитывал внештатный корректор, а иногда мы с директором справлялись своими силами: читали параллельно, а потом я объединяла наши корректуры.

На нынешней работе мне пришлось полностью сломать свои редакторские привычки. Объем выпуска здесь гораздо больше: я сдаю в типографию около пяти книг уже не в год, а в месяц. Многозадачность и сжатые сроки — а в результате постоянные мучения из-за того, что не успеваешь довести книгу до идеала. Например, книге нужны две-три корректуры, на это требуется неделя. Но у тебя всего два дня: ты успеваешь выслать корректору и прочесть один раз сама — и все, пора отдавать правку верстальщику. Книга уходит в печать — и ты понимаешь, что можно было придумать более изящную аннотацию, изменить порядок глав, попросить художника исправить неточность в иллюстрации, а еще — поработать над шрифтом обложки и проверить кое-какие факты…

И тем не менее это работа мечты. Я горжусь многими нашими книжками и с теплом вспоминаю, как мы их придумывали и готовили.

У нас среднее по размеру издательство, и здесь у меня больше возможностей, чем на предыдущем месте работы: я могу инициировать издания и заниматься реализацией проекта, если начальство его утвердит. Как правило, идеи возникают или на основе уже существующего читательского опыта, или в процессе знакомства с новыми книгами. Я могу предложить переиздать книгу, которой давно нет в продаже, издать на русском зарубежную книгу или опубликовать начинающего автора.

Увы, далеко не каждая идея одобряется руководителями. Начальству в первую очередь нужны те книги, что будут хорошо продаваться. А я не маркетолог и не могу доказать числами, что мой проект будет успешен. Поэтому приходится убеждать, оперируя такими косвенными доказательствами, как моя интуиция, былая слава книги или нынешняя популярность автора, выраженная в количестве подписчиков на его странице в соцсетях.

На эти доказательства и уговоры у меня уходят месяцы, а порой и годы! И увы, не каждый проект «выстреливает». Были у меня и редакторские неудачи, и редакторские триумфы.

Например, удалось уговорить директора издать рукопись начинающей детской писательницы. Издали, но тираж продается уже четвертый год. Хорошим сроком считается полгода, а еще лучше — месяц-два. Я и сейчас считаю эту книжку гениальной и не знаю, почему она не обрела популярности. Возможно, просто не хватило пиара. Нехватка пиара не моя вина, но вела книгу я, поэтому считается, что я предложила убыточный проект.

А недавно случилась моя самая большая редакторская удача. Больше года я настаивала на издании серии рисунков про советское детство. Эти картинки я случайно увидела в интернете, стала следить за серией, связалась с художницей и разузнала, не хочет ли она сделать из этого материала книгу. Оказалось — очень даже хочет, но не знает как. Пока я размышляла, откуда брать тексты для этих рисунков, художница стала писать их сама, и в какой-то момент мне удалось уговорить директора взяться за этот проект. В типографию книгу сдавали уже в режиме самоизоляции — с самыми мрачными настроениями: кризис ударил по книгоизданию, продажи резко упали. Какова же была наша радость, когда в день выхода книги было продано 200 экземпляров! А за первый месяц — тысяча! Это даже в обычной жизни очень хороший показатель, а что уж говорить про пандемию.

Круг моих обычных обязанностей таков:

• Я предлагаю идею и ищу для ее воплощения авторов и художников, намечаю план издания.
• Вычитываю тексты, согласовываю правку с автором или отдаю ему на доработку. Если книга переводная — утверждаю финальный текст с переводчиком и с агентом автора. С переводной книгой больше сложностей: кое-что нужно адаптировать под российские реалии.
• Для классики я ищу автора примечаний и вступительной статьи — или заказываю новые тексты, или предлагаю автору переиздать уже имеющийся материал, иногда пишу и сама.
• Сканирую иллюстрации.
• Езжу заключать договоры с авторами или разыскиваю наследников. Если со смерти автора прошло менее 70 лет, права принадлежат его наследникам — необходимо связаться с этими людьми, заключить договор и выплатить им гонорар.
• Слежу за созданием макета, читаю макет, контролирую работу корректора, верстальщика, иллюстратора, переводчика.
• Если книга — мой проект, то после публикации я участвую в ее продвижении: рассылаю экземпляры критикам, сама пишу статьи и выкладываю их на открытых ресурсах, пишу посты для наших соцсетей, беру интервью у автора и предлагаю его различным журналам и порталам.

Для редактора желательно профильное образование — филфак или специальность «издательское дело и редактирование». Но я знаю, что многие приходят в профессию совершенно из других сфер: куда важнее любовь к книгам, грамотность и начитанность. Эта работа подходит тем, кто постоянно расширяет свой кругозор, склонен к творчеству, разбирается в изобразительном искусстве и способен порождать идеи. И, конечно, работа редактора требует внимательности, некоторого педантизма, въедливости.

Больше всего я ценю в своей профессии то, что она меня развивает, образовывает. Благодаря своей нынешней работе я узнала, например, что такое рубель и валёк, как выглядят сусеки и кто такая пестунья, какие животные занесены в Красную книгу, почему в старину свадьбы играли осенью, что такое МПВО и шроты, чем славятся города России и как раньше назывались улицы Петербурга.

На работе я читаю около 50 книг в год. Правда, не все они — фолианты, есть среди них и небольшие детские книжки. Помимо работы у меня выходит примерно столько же: в основном это современная проза и классика, иногда — детская литература, документальная и нон-фикшен.

Книги других издательств я всегда читаю с карандашом в руке: отмечаю важные места и попутно исправляю ошибки и опечатки — ничего не могу с собой поделать. Корректорские ошибки отмечаю автоматически и не особо раздражаюсь. А вот когда вижу, что там куча повторов, логических ошибок и нелепостей, я понимаю, что редактор вообще не прикасался к этой книге и это уже настоящая халтура. Тогда я чувствую себя обманутым читателем и возмущаюсь. Думаю, чем больше издательство, тем ниже качество изданий в смысле корректуры и издательской подготовки.

Понятно, что он не может всем уделить достаточно внимания. Нередки случаи, когда в книгу попадает аннотация, вообще никак не соответствующая содержанию. Такие случаи бесят.

Самое ужасное в работе редактора — это ответственность за ошибки. Все приходится проверять по сто раз, и все равно в издании может оказаться косяк. Были промахи и у меня: однажды я на странице допустила целых две ошибки в названиях динозавров. А в другой раз я стала причиной международного скандала. Адаптировала реалии в переводной книге, из-за спешки не успела согласовать с авторами — и после выхода книги авторы решили разорвать контракт. Пришлось долго извиняться.

Нас не штрафуют за ошибки, но в кошмарах я регулярно вижу, как открываю книгу и нахожу опечатку. А как-то приснилось, что директор решил меня расстрелять.

Я просыпаюсь в 9:30 — за полчаса до начала рабочего дня.

Просматриваю рабочую и личную почту, отвечаю коллегам, авторам, художникам, верстальщику.

Выхожу на связь с главным редактором через «Скайп» или «Вотсап», получаю от нее задания, узнаю новости или отчитываюсь о том, как продвигается моя работа.

Далее обычно все восемь часов я провожу за компьютером.

Работу над несколькими проектами я веду параллельно. Чаще всего они находятся в разной стадии готовности. Проект перебрасывается как мячик от сотрудника к сотруднику. Например, я отдала текст автору на доработку — для меня этот проект ставится на паузу. Я берусь за другую книгу, которую получила от корректора, начинаю обрабатывать корректуру. Обработала — высылаю верстальщику. Пока верстальщик вносит правку, я перехожу к третьему проекту. Например, пишу рекламную статью о той книге, что уже вышла.

Я могу целый день редактировать одну и ту же книгу, страница за страницей. А другой день будет наполнен сотней разных дел: правка текстов, разметка иллюстраций для верстальщика, обсуждение макета, согласование правки с автором или переводчиком, поиск контактов того или иного автора, придумывание более звучного названия для переводной книги или серии книг.

Обед у меня — 30 минут. Если муж — в прошлом году мы поженились — дома, а график у него два через два, мы обедаем вместе и смотрим за едой сериал. Если он на работе, я ем прямо за рабочим столом и читаю самотек. Самотек — это присланные в редакцию рукописи, еще одна редакторская боль.

В день издательство получает до десяти писем от авторов и художников с заявками на публикацию. И если с художниками все понятно — посмотрел и увидел, стоящие работы или нет, — то с писателями все гораздо сложнее. Чтобы понять, есть ли потенциал, нужно открыть файл и прочесть первую страницу. Если это не бред сумасшедшего — то еще несколько страниц. А если это и вовсе неплохо — читай до конца, а в некоторых рукописях сотни страниц! Беда в том, что чаще всего мы читаем самотек в свое свободное время. Так происходит потому, что гениальных рукописей в этой массе меньшинство.

Если же кто-то обнаруживает стоящий текст, мы читаем его все вместе: редакторы, начальники, а порой и кто-то из наших авторитетных опытных авторов. После прочтения — голосуем. Публикация рукописи из самотека происходит нечасто, раз или два в год.

Бывают и дела, связанные с работой в городе. Иногда надо съездить в библиотеку и раздобыть для переиздания классики редкое издание с конкретными иллюстрациями или примечаниями. Иногда — в музей, выбрать работы, которые мы закажем и будем использовать в книге. Взять у художника оригиналы работ и отсканировать их. Подписать с автором или наследником договор, отвезти авторские экземпляры.

Поход к автору, художнику или наследнику — иногда целое приключение.

Среди творческих личностей и их наследников много чудаков. Иногда чудачества усугубляются возрастом.

Одна художница, например, отключила дверной звонок и никому не открывает. Чтобы подписать с ней договор на переиздание книги с ее иллюстрациями, приходилось ее осаждать, караулить соседей при входе в отсек и просить их достучаться. Тогда она открывала и впускала меня. В комнате у нее хранится кровельное железо, которое она прикупила для дачи около двадцати лет назад.

Один наследник тоже никому не открывает, боится покушения. Мы с ним общаемся через почтовый ящик. Сначала я везу ему проект договора, кидаю в ящик, он спустя месяц его находит и перезванивает. Тогда я еду опять — забрать подписанный договор. Сама позвонить ему не могу, номер он не дает. Пускает меня только в прихожую, где все поверхности застелены газетами.

У другой наследницы меня покусала собака.

Один автор ничего не слышит по телефону, но делает вид, что слышит, и отвечает наугад. Договориться о сотрудничестве в таких условиях сложновато.

Но это еще ничего: бывает, автор уже теряет память и забывает, что книга издана и гонорар получен.

Самая ужасная история произошла у меня с пожилой наследницей, которая попросила сдать для нее кровь. Она болела лейкемией, и переливания нужны были несколько раз в неделю. Моя группа крови была неважна: я должна была пополнить банк крови, а женщине оттуда выделили бы кровь необходимой группы.

Я поехала на другой конец города и выполнила ее просьбу. Через несколько дней она позвонила и накричала на меня — за то, что я все еще не прочитала книгу ее матери, которую она хотела переиздать. Мои объяснения, какая у нас на работе большая нагрузка, не были приняты, как и все мои извинения. А через месяц ее не стало, и теперь мне уже точно никогда не получить от нее прощения.

С тех пор как я стала копить на первоначальный взнос, я почти никогда не отказываюсь от подработок. Считаю, что не имею права. Я никогда не искала их сама, достаточно было когда-то, лет десять назад, кому-то что-то откорректировать — и вот уже и какая-то система связей и знакомств, и постоянно откуда-то прилетает разовая работа.

Я вычитывала все, что предлагали: монографии и статьи, путеводители и учебную литературу, письма и дневники, буклеты, альбомы и даже графоманский роман.

Работа корректора или редактора измеряется в авторских листах. Один авторский лист — 40 000 знаков. Цены очень разные. Еще лет пять назад мне платили 350 ₽ за авторский лист, потом я сама стала назначать цену и теперь беру 2000 ₽. Честно скажу: сдельная работа корректора — неблагодарный труд. Полученных денег всегда кажется недостаточно в пересчете на потраченное время.

Я писала рецензии на книги для литературного портала: один текст — 2—3 часа работы, платили за него 500 ₽.

Иллюстрировала книги. По книге в год, и сейчас их уже четыре. Гонорары разные: от 40 000 до 374 000 ₽. Поскольку делается это все в свободное время, работа идет медленно, от трех месяцев до года.

Последние полгода я подрабатываю рерайтингом в компании, которая занимается контекстной рекламой. Мне дают исходные данные для статьи: примерный план, схемы, таблицы, графики — и все это я превращаю в связный текст определенного стиля. Оплата почасовая: 1500 ₽ в час при загрузке от 1 до 20 часов в месяц, 1150 ₽ — при загрузке от 21 до 45 часов. Жанры статей — маркетинговые исследования, истории успеха, кейсы и корпоративные тексты для сайта. За полгода на этих текстах я заработала 223 750 ₽.

Бывает, что подработкой в месяц я зарабатываю больше, чем на основной работе. Поэтому правильнее было бы сказать, что у меня всегда одновременно несколько работ, просто их состав и характер меняются. Нередко я работаю по 12 часов в сутки.

Например, мои подработки в апреле:

В издательстве я получаю 45 000 ₽. С подработками в месяц получается до 100 тысяч.

В Санкт-Петербурге моя зарплата среди редакторов считается хорошей, бывают и ниже. Но я живу в Москве! Здесь на подобной должности я могла бы получать 75 тысяч за восьмичасовой рабочий день, об этом говорят вакансии.

Но я никуда не стремлюсь переходить. Во-первых, я люблю свое издательство. Во-вторых, привязана к коллегам. В-третьих, чувствую себя обязанной директору из-за того, что он мне помог с первоначальным взносом. В-четвертых, в ближайшее время мы с мужем планируем зачатие ребенка, в таких условиях переход на другую работу вообще не рассматривается.

Рост внутри издательства возможен, но только теоретически. Над ведущим редактором стоит главный редактор, его зарплата выше — и выше ответственность: он контролирует все процессы, работу всех сотрудников и должен подавать еще больше идей для изданий. Книги он уже не вычитывает. В нашем издательстве все прочно занимают свои позиции. Поэтому сейчас расти мне особо некуда, если только вширь. Я и расту.

У нас с мужем примерно одинаковые зарплаты. Он работает оператором в банке, в отделе взыскания, и получает около 50 тысяч рублей. Еще он пишет прозу, как и я. Книги пока доходов не приносят, но однажды он получил литературную премию — 500 000 ₽.

Никакого общего счета, на который бы мы складывали деньги, не существует, деньги у каждого свои. Но кое-что мы, конечно, делим пополам и оплачиваем в равных долях: это расходы на коммунальные услуги, еду и лекарства. Также пополам делим ипотеку. Вместе оплачиваем подарки родственникам. Пополам оплатили ноутбук и холодильник, которыми пользуемся оба. Все остальные траты — на развлечения, книги, поездки, одежду, технику — каждый совершает на свое усмотрение.

Детальный бюджет я не веду, но у меня есть таблица в «Экселе», куда я вручную забиваю чеки из продуктовых магазинов и где учитываю общие траты, чтобы произвести взаиморасчет. Общие платежи мы делаем то с карты мужа, то с моей, и в конце месяца кто-то отдает кому-то деньги, чтобы получилось поровну.

У мужа есть кое-какие сбережения и акции. Последнее время все свободные средства он тратит на досрочные ипотечные платежи — по 4000—20 000 ₽ в месяц. У меня пока вносить досрочные платежи не получается и никаких накоплений сейчас нет, потому что я все вложила в покупку второй квартиры, а потом все деньги стали съедаться разовыми большими тратами.

Разовые траты с ноября:

Экономия в прямом смысле происходит только в продуктовом магазине, когда я выбираю товары со скидкой. Но я не руководствуюсь принципом «брать самое дешевое». Мы с мужем стараемся питаться правильно: мясо, фрукты, овощи — все присутствует в нашем рационе.

Экономим на готовых блюдах — покупаем в основном продукты и все готовим дома. Пиццу или суши заказываем только по праздникам. В кафе ходим очень редко.

Экономим на сладком — из диетических соображений.

Есть и еще пункты, которые, я знаю, присутствуют в списке трат многих людей, но не в моем.

Декоративная косметика. Я не крашусь.

Парикмахерская. Я отращиваю длинные волосы.

Алкоголь и сигареты. Раньше у меня на это уходило 38 400 ₽ в год. Три года назад я совсем отказалась от вредных привычек.

Спорт. Я не хожу в фитнес-клуб. Бегаю бесплатно на стадионе и делаю дома упражнения, занимаюсь с гантелями, поднимаю штангу.

Одежда. Поскольку я редко куда-то выхожу, необходимость в одежде практически отпала. Я покупаю одно платье за 1500 ₽ раз в год. Еще одно платье дарит мне сестра. Но были исключения: свадебное платье за 42 тысячи и пальто, сшитое на заказ за 30 тысяч рублей.

Культурные мероприятия. Театр в Москве очень дорогой. Если в Питере я ходила на постановки молодежного театра за 600 ₽, то тут подобное действо будет стоить 5 тысяч. Мы с мужем ходим в театр раза два в год, и порой билет — это подарок к празднику. В музеи и на экскурсии я хожу раз в год, когда кто-то из друзей и родных приезжает в Москву. Муж иногда водит меня в кино, билеты оплачивает он.

Дорога. Поскольку я работаю из дома, ездить по городу мне приходится редко и эта статья расходов незначительна.

Отпуск. Путешествую я редко. За 17 лет дважды была в Анапе, один раз — в Латвии, один раз — в Финляндии. Четыре раза ездила с подругами в тур по России: в Псков, в Нижний Новгород, в Калугу и по Золотому кольцу. Поездки в Томск и в Питер я не считаю путешествием и отдыхом: в Питер я езжу по делам, в Томск — навестить родных.

Благоустройство московской квартиры, в которой мы живем. Я покупаю только какие-то мелочи, и то недорогие. Не хочу вкладываться в обстановку, которую все равно придется менять. У меня есть мечта: выплатить ипотеку, переселиться в собственную квартиру в центре Петербурга и сделать там дизайнерский ремонт.

Моя финансовая цель не вполне совпадает с финансовой целью мужа.

Я мечтаю жить в своей квартире в центре Питера, а он хотел бы остаться в Москве и на центре не зациклен, готов жить и на окраине. Сейчас мы живем в однокомнатной квартире его родителей за Мкадом.

Перед отъездом в Москву я купила студию в строящемся доме в Кудрове, это Ленобласть, за 1 744 176 ₽. Первый взнос был 700 176 ₽, остальные 1 044 000 ₽ я взяла в кредит на девять лет. На взнос я копила полтора года, туда же пошла премия от директора. Кредит выплатила тоже за полтора года. Это время целиком было посвящено зарабатыванию денег.

Во многом мне помогло и то, что после переезда не нужно было платить за съемное жилье. Мой будущий муж в какой-то момент тоже включился в процесс погашения моей ипотеки: участвовал в досрочных платежах и кормил меня, чтобы я могла отдавать больше. Таким образом он вложил в эту квартиру 226 000 ₽.

К нашей свадьбе я уже была собственником студии в Кудрове. После свадьбы продала ее за 2 300 000 ₽, добавила 100 тысяч своих накоплений и купила двухкомнатную квартиру в доме 1904 года постройки в самом центре Петербурга — в десяти минутах ходьбы от Петропавловской крепости.

Квартира оформлена на нас двоих. Стоила она 5 570 000 ₽, низкая цена объясняется малым метражом — 31 м², а также тем, что два окна из трех выходят в стену. В кредит мы взяли 3 170 000 ₽ на 15 лет. Ежемесячный платеж — 32 тысячи.

Финансовый план у меня был такой: оборудовать квартиру для сдачи посуточно, зарабатывать от 30 до 40 тысяч рублей в месяц и тем самым обеспечивать ипотечный платеж, что будет особенно актуально, если я уйду в отпуск по уходу за ребенком. Для этого в ремонт мы вбухали 160 тысяч. Я нашла менеджера, которая за вознаграждение должна была заниматься сдачей. Однако план провалился: посуточно удалось сдать только на январские каникулы, затем начался несезон и пришлось искать жильца на несколько месяцев. Жилец пожил два с половиной месяца и, когда начался карантин и кризис, съехал. За полгода квартира принесла нам всего 112 400 ₽. Вполне возможно, что какое-то время она будет простаивать и не приносить дохода.

Я мечтала, что вторую ипотеку мы выплатим так же быстро, как первую. Однако оказалось, что три миллиона — это не миллион. Чем больше сумма, тем больше проценты. Из 32 тысяч рублей ежемесячного платежа — 23 тысячи рублей процентов! Каждый месяц.

А тут еще и кризис, и мало желающих снять квартиру: туризм накрылся, о посуточной аренде можно забыть.

Муж считает, что рано или поздно его родители продадут ту квартиру, где мы живем, и отдадут эти деньги нам для расширения жилплощади: если продать и квартиру в Питере, на эту сумму можно купить двушку в средней полосе Москвы. Но я думаю, что если бы родители хотели так поступить, то они бы уже это сделали.

Честно говоря, я даже надеюсь, что этого не произойдет. Если к тому моменту, когда мы закроем ипотеку, у нас будет ребенок, на третий кредит уже просто не останется сил. В какой-то момент ребенок подрастет и жить в однокомнатной станет совсем неудобно. И тогда мы переедем в Петербург, поселимся в нашей собственной квартире — и моя мечта наконец сбудется. Я предполагаю, что это произойдет через два года.

Сейчас книжный рынок переживает кризис из-за коронавируса. Книжные магазины были закрыты, книжные выставки отменили, доходы у населения сокращаются — люди экономят и не покупают книги. Наше издательство тоже ощутило удар: зарплату и гонорары авторам во время самоизоляции задерживали, наши контрагенты задерживали выплаты нам. Прогнозы были зловещие.

Сейчас ситуация стала налаживаться: кое-какие продажи происходят, большая часть задолженностей погашена, и мне кажется, что мы выживем. Однако никто не может сказать, когда продажи вернутся к уровню, который был до кризиса.

В будущем, когда кризис останется позади, мне хотелось бы выйти на новый уровень развития. Я понимаю, что сейчас моя профессиональная жизнь устроена нерационально: я добиваюсь финансовых целей «горизонтально», за счет того, что трачу на подработку свое свободное время. Тогда как можно было бы двигаться и «вертикально»: перейти в какое-нибудь московское издательство на больший оклад или попытаться занять в нашем издательстве должность главного редактора. Возможно, именно так и сложится в будущем, если нынешний главный редактор когда-нибудь уйдет в отпуск по уходу за ребенком, я на тот момент буду жить в Петербурге и директор решит возложить на меня эту ответственность.

О собственном издательстве я не мечтаю. Свой бизнес требует уже совершенно иных знаний, умений и навыков. И, как мне кажется, этой работой пришлось бы заниматься уже 24 часа в сутки. На чтение книг не оставалось бы никакого времени. А как жить без книг? Без книг жизнь не имеет смысла.