«Это источник любви и энергии»: 4 истории дружбы с сиротами и людьми с инвалидностью

Часто люди с инвалидностью или подопечные детских домов и психоневрологических интернатов живут в изоляции от внешнего мира.

Поэтому, оказавшись снаружи привычного окружения, они могут растеряться и не знать, как действовать. Благотворительные фонды создают волонтерские программы, в которых добровольцы могут дружить с такими людьми и знакомить их с окружающим миром, а также узнавать от них что-то новое для себя. Мы собрали истории такой дружбы.

Как я начала помогать. Я из Петербурга. В 2019 году узнала о фонде «Нужна помощь» и начала через него жертвовать деньги благотворительным организациям. Всего с 2016 по 2022 год я перевела на благотворительность 90 000 ₽. Также регулярно сдаю кровь, но порой получаю отвод из-за низкого гемоглобина.

В середине 2022 года я решила помогать своими силами и для этого посмотрела петербургские НКО на сайте «Нужна помощь». Наиболее близким показался фонд «Старшие братья, старшие сестры». Он организует работу волонтеров-наставников, которые взаимодействуют с подопечными из детских домов, или, как их сейчас называют, центров содействия семейному воспитанию — ЦССВ. Мне показалось это интересным, и я отправила заявку.

Куратор фонда провел со мной интервью, на котором спрашивал о детстве, отношениях с родителями, случаях физического или иного насилия. Так он, по всей видимости, пытался составить мой психологический портрет. После этого куратор направил список документов, которые надо было подготовить: справку из психоневрологического диспансера и из МВД о несудимости, анкеты и флюорографию. Это было в июне, когда все дети были на каникулах, поэтому дальнейший процесс поставили на паузу.

В конце лета я прошла двухдневный тренинг с такими же будущими наставниками. На мероприятии мы знакомились друг с другом в игровой форме, нам рассказывали о системе детских домов и о том, как в них живут дети.

Подопечные ЦССВ сыты, одеты и находятся под чутким присмотром воспитателей — по крайней мере, это я увидела на примере одного конкретного центра в Петербурге. Традиционно благотворители заваливают ребят подарками на Новый год, эпизодически появляются волонтеры, но у детей нет значимых взрослых в жизни, практически отсутствует мотивация. До 18 лет все сюсюкаются с воспитанниками, а потом о них забывают — и они просто теряются. Из-за этого среди сирот высокий уровень криминала, им сложно социализироваться в обществе.

Фонд «Старшие братья, старшие сестры» — мой друг смеется, что это скорее «Старшие сестры, старшие сестры», потому что мужчин-волонтеров всего около 10%, — подготавливает наставников, которые общаются с детьми минимум год на еженедельной основе. За такой период формируются привязанности, и волонтер может повлиять на жизнь ребенка, научить новому, показать профессиональные перспективы и банально выслушать.

В программе участвуют ребята от шести лет: совсем маленьких не берут, потому что они могут перепутать роль родителей и наставника, из-за чего может возникнуть определенный диссонанс. Хотя в фонде бывает так, что волонтер усыновляет или удочеряет подопечного. Это не самоцель, и никто такого изначально не планирует, но иногда случается такая хорошая побочная история.

Еще на тренинге нас предупреждали о том, чтобы мы не строили иллюзий. Воспитанники детских домов могут выпрашивать у наставников деньги, им сложно выстраивать личные взаимоотношения, они не понимают ценности дружбы. Некоторые подростки могут курить, употреблять алкоголь или даже наркотики.

Также нам говорили, что между волонтером и подопечным может не случиться коннекта — это нормально. От дружбы может отказаться как «старший», так и «младший» — так в фонде называют добровольцев и воспитанников детских домов.

Как я начала дружить с А. Спустя месяц после тренинга в середине октября я познакомилась с «младшей» — я назову ее А., чтобы не деперсонализировать. Затем вместе с ней, мной, фондом и детским домом заключили четырехсторонний формальный договор. По нему предполагалось, что мы будем общаться год и встречаться раз в неделю. Конечно же, это не было константой и могло варьироваться, ведь все мы люди.

А. — социальная сирота: их с братом изъяли из семьи пару лет назад. Она умная, с типичным подростковым флером ангста, постоянно со всего «кринжует». Ей 17, но мне кажется, что эмоционально она намного младше своих лет. У нее нет никаких проблем с алкоголем, она не сбегала из детского дома, но есть сложности с учебой: А. не видит в ней смысла.

Часто у детей-сирот есть проблемы с финансовой грамотностью, но у А. есть базовые понимания о деньгах. Она умеет пользоваться «Сбербанком-онлайн», у нее на карте лежат отложенные ее бабушкой деньги до востребования. Они не на вкладе, поскольку, по словам А., детский дом запрещает это делать.

Как-то раз к ним в учреждение приезжал «Магнит-косметик» и предлагал работу со ставкой 170 ₽ в час. Воспитанники могли трудиться два или четыре часа в день, а затем устроиться в компанию на полставки. А. согласилась. Она уже прошла тренинги от компании и получила медицинскую справку — скоро должна выйти на работу.

В принципе, А. ориентирована на деньги, но у нее нет стратегического мышления. То есть ей лучше получить деньги сейчас, а не откладывать, лучше работать сейчас, а не сначала получить высшее образование.

Вместе с А. мы встречаемся раз в неделю, предварительно выбрав место. Мы ходили в парк, готовили пиццу, ели в кафе. Насколько я знаю, воспитанникам выдают карманные деньги, но немного. Поэтому в кафе чаще всего плачу я. Но мы ходим туда редко, и А. никогда не выбирает дорогие блюда.

Иногда мне бывает сложно, потому что моя подопечная не проявляет инициативу и я сама выбираю, чем мы будем заниматься на следующей неделе. Я говорю ей об этом, и она пытается ко мне прислушиваться.

Я не очень проницательная, но стараюсь выслушивать А. и обсуждать насущные проблемы. Чувствую, как постепенно выстраивается доверие, как она старается довольно по-детски порадовать меня оценками. Если в начале нашего общения она категорически была против высшего образования, то сейчас уже планирует сдавать ЕГЭ.

Что мне это дает. В первый месяц общение с А. принесло больше тревог, чем радости. Я переживала, чем мы займемся на следующей неделе, в какое место ее отвести, чтобы не было скучно. Потом расслабилась и поняла, что гораздо важнее простое общение и нет нужды каждый раз идти в театр, музей или выставку.

А. уже заняла место в моей жизни. Мы всегда на связи, она рассказывает о событиях из школы, показывает свои тиктоки и смело возмущается тому, что ей не по душе.

Как я начала помогать. Я давно жертвую деньги разным благотворительным фондам и организациям, которые занимаются зоозащитой. А компания, в которой я работаю, поддерживает детские дома. Мы несколько раз вывозили воспитанников областных учреждений в зоопарк и на новогодние представления. Также я фотографировала подопечных, чтобы в их личном деле были живые, не постановочные фотографии.

Воспитатели всегда открыто говорили, что их воспитанники материально обеспечены всем необходимым благодаря поддержке спонсоров, но им не хватает личного живого общения. После этого я стала задумываться о том, что можно помогать детям-сиротам по-другому.

«Солнечный город» — известный в Новосибирске фонд. Я видела их рекламу и раньше, но меня тронул баннер проекта «Наставничество»: «Стань наставником для ребенка из детского дома». Я знаю, что очень хорошо умею дружить, поэтому оставила заявку на сайте.

После этого я некоторое время сомневалась: не до конца понимала, кто такой наставник и подхожу ли на эту роль. Но на следующий день мне перезвонили из фонда и сразу пригласили на обучающие семинары. Так что все сложилось легко.

Пару «наставник — подопечный» подбирают психологи благотворительной организации. Они не рассказывают, как именно это делают, но, скорее всего, учитывают большой спектр факторов. В большинстве случаев попадание — 100%.

В программе участвуют подростки с 12 лет. Они также заполняют анкеты: участие в проекте добровольное.

Важно помнить, что наставник — это прежде всего старший друг, а не спонсор и не воспитатель. Главная задача наставника — помочь подростку подготовиться к самостоятельной жизни.

Как я начала дружить с Н. В день знакомства с Н. — не раскрываю имя по ее просьбе — нас представили друг другу психолог и куратор проекта, мы с ней немного пообщались на территории детского дома. Все сотрудничество идет в тесном контакте между наставником, психологом и учреждением, где находится подросток.

Моя подопечная попала в детский дом в 17 лет, когда не стало ее родителей, поэтому она провела в учреждении меньше года. Мы встретились именно в этот период, и мне было важно помочь ей пережить утрату и дать безопасное пространство для горевания.

В первые месяцы общения возникали затруднения, поэтому я обращалась к психологу от фонда. Специалисты всегда на связи, готовы помочь в любом вопросе. Каждый месяц НКО проводит групповые встречи для наставников и дополнительные семинары.

У Н. был телефон, поэтому после знакомства мы переписывались в социальных сетях. Все встречи и выход в город нужно согласовать с воспитателем. Наше знакомство совпало с началом пандемии: мы успели встретиться вживую пару раз — и тут случился локдаун. Поначалу мне было сложно выстраивать общение и стараться поддерживать «младшую» только по телефону. Наверное, поэтому мы теперь так часто гуляем.

Сейчас Н. 19 лет, она живет самостоятельно. Чаще всего мы ходим гулять в парк, а потом заходим в кафе. Иногда посещаем кино или какие-то мастер-классы — например, делали чашки на гончарном круге. Мы много говорим о планах, ее учебе, отношениях с друзьями и близкими.

Как и многим воспитанникам из детского дома, ей не хватает уверенности в себе, смелости и понимания, что мир огромен, прекрасен и в нем много возможностей. Для меня важно дать ей понять, что я в любой ситуации на ее стороне и всегда готова обсудить с ней любую проблему, да и радость тоже.

Наши отношения развиваются, каждый год становятся доверительнее, а мы — ближе. Приятно видеть, как Н. взрослеет и меняется, становится самостоятельной, какие принимает решения и как выстраивает отношения с друзьями. Конечно, иногда очень хочется, чтобы она больше прислушивалась к моим словам и не боялась пробовать новое. Но Н. уже отдельный взрослый человек, а я не ее родитель. Поэтому могу только подтверждать слова своим примером и надеяться, что она сможет ему последовать.

Кроме того, я замечаю, как сама меняюсь благодаря проекту: становлюсь спокойнее и терпимее, учусь не только слышать слова Н., но и замечать ее эмоции. Иногда подростку сложно выразить, что он чувствует, потому что его никогда об этом не спрашивали.

Кроме наставничества я оформила подписку на ежемесячное пожертвование в фонд и всегда участвую 11 апреля в традиционной акции «День заботы за день работы». Мне кажется, что ее идея очень простая и доходчивая: превратить стоимость часа своей работы в заботу, оплатив работу специалистов, которые помогают детям остаться в родной семье и не узнать, что такое детский дом или приют. Всегда делаю репосты в социальных сетях, рассказываю о фонде коллегам и близким.

Раз в два-три месяца, когда есть свободный выходной, езжу с «Волонтерским караваном» в отдаленные районы Новосибирской области. Там мы проводим мастер-классы для воспитанников детских домов.

Что мне это дает. Участие в благотворительности дает ощущение причастности к чему-то большому, важному. Мне близка глобальная цель «Солнечного города» — чтобы в нашей стране вообще не было детских домов, а все дети жили в благополучных семьях. Поэтому приятно думать, что мое участие в жизни фонда небольшими шажками приближает ее реализацию.

Кроме того, волонтеры, наставники и сотрудники НКО — это большое сообщество, нахождение в котором для меня очень ценно. Случайных людей там нет. Это пространство, в котором комфортно, спокойно, весело и всегда можно найти поддержку.

Как я начала помогать. Я стала волонтерить еще во время учебы в школе: помогала собирать деньги на покупку медицинского оборудования для лечения детей с разными заболеваниями. Ходила по городу с боксом и просила людей сделать пожертвование — тогда даже удалось стать лучшим волонтером Севастополя.

Затем в 2013 году я поступила в НИУ ВШЭ в Москву и случайно узнала о студенческом клубе «Лучшие друзья», в котором волонтеры дружили с людьми с ментальной инвалидностью. До этого я никогда не взаимодействовала с такими людьми, и у меня было много стереотипов о них. Но решила попробовать и сходила с клубом в музей занимательных наук «Экспериментаниум».

На встрече мы разбились на пары — человек с инвалидностью и волонтер без нее — и таким образом исследовали пространство. Со мной в паре оказалась Наташа Шикунова, с которой мы отлично провели время. Вместе надували мыльные пузыри, знакомились с оптическими иллюзиями. В музее все можно было трогать руками, это было весело.

Мне очень понравилось на первой встрече, поэтому я продолжила ходить в клуб. Мероприятия проводились раз в месяц и были очень интересными: мы посещали кино, каток, разные мастер-классы.

Такие встречи нужны, потому что люди с инвалидностью проводят большую часть жизни дома или с родителями, если они есть. У них почти нет другого опыта общения из-за стереотипов в обществе. К тому же знакомиться в большом городе и находить новых друзей тяжело.

Чтобы помочь людям с инвалидностью найти друзей, в 1989 году в США появился международный фонд Best Buddies. В России филиал фонда «Лучшие друзья» существует с 2009 года. Кроме дружбы НКО также помогает людям с инвалидностью найти работу и развить лидерские качества.

Как я начала дружить с Наташей. Спустя несколько мероприятий я еще больше сдружилась с Наташей. С первой встречи меня поразило, сколько в ней энергии, радости, счастья и любви. Это настолько сильно совпадало и с моим миром, что мне сразу захотелось с ней дружить.

Наташа живет с мужем, у которого тоже инвалидность, в собственной квартире. Она сирота и выросла в детском доме. В нем же она сейчас работает уборщицей.

Наташа маленького роста и производит впечатление 12-летнего подростка, хотя ей 40 лет. Она всегда готова на разные приключения, очень позитивная и не любит сидеть на месте — в этом мы с ней похожи.

Вместе с Наташей мы ходили на разные мероприятия фонда. С каждой встречей она раскрывалась передо мной все больше, учила меня танцевать, знакомила со своими друзьями, рассказывала о своей жизни. Благодаря ей все мои стереотипы потихоньку рушились, и я понимала, что люди с инвалидностью ничем не отличаются от людей без нее. Они могут так же сильно любить, чувствовать, обнимать, радоваться тебе как никто другой.

Я дважды уезжала на полгода учиться по обмену в Италию и Германию. В это время мы общались с Наташей удаленно, а она продолжала посещать мероприятия клуба Best Buddies. Затем я вернулась в Москву и в 2018 году случайно увидела дешевые билеты за 500 ₽ в Петрозаводск. Я взяла их, а потом решила позвать с собой в путешествие Наташу. Мне было немного страшно провести с ней так много времени один на один, но я рискнула.

Вместе мы побывали в резиденции карельского Деда Мороза — Талви Укко. В тот день как раз был его день рождения, поэтому мы увидели представление и концерт. На вотчине мы играли с собаками, смотрели на оленей и фотографировались в жилищах лесных саамов. Также мы побывали в нескольких музеях, прогулялись по набережной города и увидели Онежское озеро.

В 2020 году я вернулась в родной Севастополь после начала пандемии, и однажды Наташа прилетела ко мне туда. Она жила у меня дома, познакомилась с моей семьей, а я показала ей родные места.

Сейчас мы продолжаем дружить с Наташей в удаленном режиме: списываемся несколько раз в неделю, иногда созваниваемся, рассказываем, как у нас дела, и стараемся поддерживать друг друга в это сложное время.

Что мне это дает. Дружба с Наташей изначально была для меня какой-то естественной, а не вынужденной по программе. Поэтому благодаря клубу я просто нашла себе еще одного друга, с которым мне классно и легко. Еще дружба с человеком с инвалидностью помогла мне стать более открытой миру и избавиться от разной шелухи — это очень помогает в жизни.

Как я начала помогать. Я пришла в благотворительность в 2015 году, когда училась на первом курсе НИУ ВШЭ. У меня всегда было желание помогать другим, а в особенности тем, кого вообще никто не поддерживает. Тогда я увидела клуб Best Buddies, и мне стало интересно.

Я подружилась с Кириллом с ДЦП. Первое время было немного страшно и сложно, потому что было тяжело привыкнуть к его речи: приходилось прислушиваться и адаптироваться. Также я относилась к нему как к ребенку, поэтому задавала какие-то детские вопросы, хотя ему было больше 25 лет.

Тогда я поняла, что надо перестраивать коммуникацию. Мы прообщались с Кириллом три-четыре года, а потом общение сошло на нет само собой.

В то время я много читала разные социальные медиа: «Такие дела» и «Милосердие». Однажды наткнулась на интервью с попечительницей благотворительного фонда помощи людям с нарушениями развития «Жизненный путь» Верой Шенгелия о психоневрологических интернатах, ПНИ. В них живут люди с инвалидностью, у которых нет родителей или опекунов.

Я стала больше погружаться в тему ПНИ: читать об этом книги, слушать выступления, посетила фестиваль. Так я узнавала эту альтернативную вселенную со своими правилами, законами и людьми, которая запакована в один интернат. Мне хотелось как-то поделиться этим миром с другими, поэтому мы с подругой из волонтерского клуба организовали в НИУ ВШЭ лекцию, на которой выступила на тот момент волонтерка «Жизненного пути» Арина Муратова.

Спустя какое-то время Арина написала мне и моей подруге и пригласила нас в летний лагерь, который проводит фонд для взрослых с ментальными особенностями, в том числе жителей ПНИ. Я подумала, что это классная идея, но мне захотелось подготовиться к такому опыту.

Так, в мае 2019 года я впервые попала в волонтерскую группу «Луковица и эскалатор». В этом проекте добровольцы каждую неделю встречаются с жителями московского ПНИ на ВДНХ. На этих встречах готовят, занимаются керамикой, мультипликацией.

В Best Buddies мы общались со взрослыми людьми с особенностями развития, у которых есть семья, а у этих людей был совершенно другой бэкграунд. Поэтому они не знали каких-то базовых вещей, и это меня очень зацепило.

Также меня поразила атмосфера на наших занятиях: я пришла и почувствовала себя своей в этой компании, хотя до этого ни с кем не была знакома. Поэтому у меня сразу возникла привязанность к волонтерам и ребятам — на эти встречи я ходила каждую субботу.

Я помогала тем, кому не хватало поддержки, или тем, кто испытывал трудности, например, с резкой салата. Также я могла просто присоединиться к кому-то, с кем хотелось поболтать, и работать с ним в паре.

На каждую встречу приходило примерно 12 человек с инвалидностью и около восьми волонтеров — это число постоянно менялось. Ребят привозили централизованно из ПНИ на социальном такси, а кто-то доезжал с волонтером на МЦК.

Затем в августе мы поехали в лагерь. Нас заранее предупредили, что там к одному человеку с инвалидностью прикрепляются один или два волонтера, которые помогают ему при необходимости.

Я должна была волонтерить вместе с одной девушкой из интерната, но она, к сожалению, заболела и не смогла приехать. Поэтому меня перекинули на другую девушку — Ксюшу.

Как я начала дружить с Ксюшей. Сейчас ей 30 лет, она небольшого роста и выглядит как ребенок, но при этом боевая дамочка. Поначалу у нас совсем не складывался контакт, поскольку Ксюша тяжело принимает в свой круг новых людей. У нее на тот момент были знакомые ей волонтеры, с которыми она уже давно дружила. И она больше хотела обращаться к ним, чем ко мне.

Было сложно, потому что Ксюха мне понравилась и хотелось с ней общаться более тесно. А она пока держала дистанцию. Но мы все равно неплохо провели время в лагере, а по возвращении я продолжила ходить на ВДНХ. Тогда Ксюша немного оттаяла — наверное, поняла, что я остаюсь и хочу с ней дружить.

Потом начался ковид, и стало сложно: ребятам запрещали выезжать из ПНИ. Мы с волонтерами пару раз записывали небольшие видео, где рассказывали про себя, спрашивали у подопечных, как у них дела. Сотрудники интерната показывали им эти ролики. Мы смогли увидеться только к концу 2020 года, и это был первый раз, когда я попала в ПНИ.

Это было мощное впечатление. Во-первых, при каждом посещении надо было заранее заказывать пропуск. Во-вторых, надо было делать ПЦР-тест, чтобы точно в этот момент не болеть и никого не заразить. Вся территория ПНИ ограждена гигантским трехметровым забором, за который нельзя даже руку просунуть.

Это учреждение для взрослых людей, но из динамиков раздавались детские песни из мультфильмов.

Мы приходили группой и общались с ребятами в актовом зале, пили чай и делали простые бутерброды. Затем поняли, что ковид с нами надолго, и обустроили небольшую кухню из подручных средств, чтобы продолжать занятия. Накупили миски, доски, ножи и заказывали доставку продуктов к интернату. Так мы смогли восстановить нашу работу в очень ограниченных условиях. Также мы гуляли с ребятами по территории самого интерната.

Мне кажется, Ксюха очень радовалась тому, что я к ней персонально приходила. И в этот момент у нас будто пошел новый виток отношений. Однажды волонтеры принесли лаки, и мы с Ксюшей красили друг другу ногти — она была в восторге.

Потом наконец карантин немного спал, и мы провели первое занятие на ВДНХ — приготовили макароны, сделали суп. Это было супербольшое событие для всех.

Затем в 2021 году прошел летний лагерь, и к нашей паре с Ксюшей присоединилась волонтерка Аня. Так мы начали общаться и дружить втроем, и Ксюхе было только радостнее, что у нее есть два важных для нее человека. Мы стали небольшой волонтерской семьей.

Однажды Аня забирала Ксюшу на день из интерната к себе в гости: они посещали кафешки и парикмахера. Я тоже забирала ее один или два раза: мы ходили по магазинам, Ксюха расплачивалась моей картой. Мне было важно и дальше показывать ей, как обращаться с деньгами, и дать понимание, что они зарабатываются, а потом тратятся. И их может не всегда на что-то хватать.

В одну из встреч после магазина мы пришли ко мне домой, отварили макароны, посмотрели мультфильмы и съездили к Ане на работу. Она показала нам свой офис и познакомила с коллегами. Такие вылазки можно устраивать, когда у волонтера есть время.

У фонда есть программа сопровождаемого проживания «Дом под крышей» — когда взрослые с ментальной инвалидностью живут в тренировочных квартирах. В ней участвовали и наши друзья из ПНИ. Вместе с социальными работниками и волонтерами они учатся самостоятельной жизни: готовить еду, мыть полы, ходить в магазин.

На это время интернат выделяет подопечным определенную сумму из пенсии, которую они могут тратить. Это первый раз для них, когда они могут что-то решать. Кто-то тратит все сразу, кто-то копит на что-то большое. Всего у фонда три такие квартиры, в которых могут находиться до 20 подопечных.

Ксюша тоже участвовала в этой программе. Я приходила к ней в гости, и уже она придумывала, чем мы будем заниматься.

После сопровождаемого проживания ребята возвращаются в ПНИ, и это душераздирающая история. Ксюша позвонила мне и сказала, что не хочет обратно. И мне надо было найти аргументы, почему человек должен вернуться в интернат. А это просто невозможно: ни в каком мире не должно существовать учреждений подобного типа, где люди живут натурально как в тюрьме. Даже не описать словами, насколько это противоречит всему тому, за что борется цивилизованное общество. И приходится подбирать слова, что вот сейчас надо вернуться.

Потом тебя самого трясет, ты плачешь, потому что это ужасно несправедливо. Но просто кому-то улыбнулась удача, кому-то — нет. Мы с Ксюшей почти ровесницы, и мне повезло, что у меня нет никаких ментальных нарушений, я родилась в обычной, благополучной семье, у меня есть работа и я могу волонтерить. А Ксюхе вот просто так не повезло, и она живет в интернате. У нее есть наши субботние встречи, есть неделя в лагере, месяц сопровождаемого проживания. И это, в принципе, вся ее свобода.

Как и у любого человека, у Ксюши есть шанс выйти из интерната. Варианта два: вернуть дееспособность, что очень сложно, либо если кто-то из сотрудников фонда или волонтеров оформит на себя опеку. Это очень долгий процесс, и у меня были такие мысли. Но в 2022 году я уехала из России, и пока этот процесс поставлен на паузу.

Мы обсуждали с Ксюшей мой отъезд. Я говорила ей, что мне придется уехать и я не смогу посещать наши встречи, но от этого не перестану любить ее и скучать по ней. Сейчас мы по возможности общаемся по видеосвязи. Аня тоже уехала из России, но при каждом приезде посещает Ксюшу, как и я.

Что мне дает волонтерство. Это супербольшая поддержка, хоть и бывает сложно. Но это очень сильная любовь. Не представляю, в какого человека я бы превратилась за эти три года без такого опыта. Это может звучать пафосно, но так оно и есть. Я уже плохо представляю свою жизнь без ребят.

Даже когда я переехала в другую страну, мне хотелось найти какие-нибудь организации, где можно общаться с людьми с инвалидностью. Для меня это просто источник какой-то любви и энергии. Это позволяет оставаться человеком, ценить свободу и других людей.

Каким бы ни был человек, это в первую очередь человек, и у него есть право на собственную жизнь и свободу. Общение с людьми с инвалидностью всегда держит тебя в этой реальности. Это важно и нужно, это то, за что нам нужно биться: чтобы у людей была возможность проживать свою жизнь так, как они хотят.