Как мне поставили диагноз «Лимфома Ходжкина»
Этот текст написан в Сообществе, в нем сохранены авторская орфография и пунктуация. Описанный опыт — личный и не является медицинской рекомендацией
Мне 39 лет, работаю врачом в диагностике. В 2018 году мне поставили диагноз «Лимфома Ходжкина». Все началось с того, что в начале года я сама у себя обнаружила увеличенный лимфоузел на шее.
Как я узнала о диагнозе
После обнаружения узла я начала обследоваться сама и в поликлинике: анализы, УЗИ, рентген, ФГДС, КТ с контрастом, консультации узких специалистов. По результатам обследования обнаружилось, что изменен не один лимфоузел, а несколько групп лимфоузлов.
Где-то через 2 месяца пришла очередь онколога. Осмотр врача не достаточно информативен в данном случае, «золотым стандартом» диагностики онкологических заболеваний в основном является морфологическое исследование. При тонкоигольной биопсии, когда анализ берется с помощью шприца и иголки, в первый раз результат не был онкологическим. При повторной биопсии прозвучал диагноз «Лимфомы Ходжкина».
Как мне назначили химиотерапию
По существующим правилам специфическое лечение начинается только после расширенной биопсии. В моем случае нужно было под общим наркозом удалить найденный мною лимфоузел и еще раз сделать анализ на наличие в нем раковых клеток. Этот результат был получен.
Так как в моем городе, где население около 250 000 человек, есть онкологический диспансер, но нет онкогематолога, я решила получить консультацию в Обнинске и заодно получить второе мнение относительно гистологического материала — результата биопсии.
В Обнинске мою гистологию посмотрели, сказали, препарат не дает нужного объема информации и отправили в Москву. В Москве сказали, что это лимфома, но другая. Специалист расписал химию, сказав что прежде нужно сделать ПЭТ-КТ — специальную томографию, и сразу после двух курсов химии опять ПЭТ, потом к гематологу с результатами. Далее он меня ориентировал на лучевую терапию в Обнинске.
Дома мне дали направление на ПЭТ, я поехала в Питер делать ПЭТ, до этого еще делала повторное КТ, тоже в Питере. Наконец, в сентябре 2018 года у меня началась химия. Как чувствует себя человек после химии, словами описать трудно. Очень плохо.
В ноябре мне повторно сделали ПЭТ, но результат получился немного странный: все лимфоузлы, обнаруженные до лечения ушли, но появился новый с другой стороны. С таким результатом мне велено было продолжать химию, хотя я уже приехала в Обнинск для госпитализации.
Почему я прекратила лечение
К моменту получения результатов повторного ПЭТ у меня практически утвердилось четкое сомнение в том, что все идет как-то не совсем правильно. Дело в том, что после химии у меня, кроме всего прочего, начались парестезии, неприятные ощущения, признак неблагополучия нервной системы. В таких случаях не лишним бывает обследование головного мозга.
Сделала МРТ, нашли что-то не совсем ясное с первого исследования, в динамике стали описывать как демиелинизирующе заболевание типа рассеянного склероза — это неизлечимое прогрессирующее заболевание с высокой степенью инвалидизации. Хотя неврологические симптомы у меня были, но на этот диагноз не очень похожие. Получается, лечение моей лимфомы шло не так успешно, а болезней только прибавлялось.
Вернулась я с расписанной дальше схемой лечения, но в онкодиспансер сразу не пошла. Где-то через месяцев шесть прошла обследование в версии лайт и катастрофы не обнаружилось. В справке было написано: лимфома Ходжкина, 2 стадия, состояние после химиотерапии, прерванное лечение. Периодически обследуюсь, по сей день с тем же результатом.
Как диагноз изменил мою жизнь
В 2018 году я пришла в поликлинику здоровым человеком с едва пальпируемой штучкой. А сейчас состою на учете в онкодиспансере и у невролога по поводу «рассеянного склероза».
Формально говоря, я — онкологический пациент, бросивший химию в 2018 году. Вот жива до сих пор. Это с одной стороны. С другой стороны — у меня большие сомнения в точности моего диагноза и необходимости химиотерапии соответственно. Дело в том, что проблемы с лимфоузлами у меня уже были в детстве, но это не вызывало никакого интереса у моих докторов. Не было единогласия у морфологов при диагностике, да и последствия химиотерапии были весьма значительны.
Мне стало понятно — неизвестно насколько мне навредит мой «рак», а вот химия из меня точно сделает инвалида. Ну и самое главное, на тот момент я не имела при себе близких, ради которых была бы обязана жить, точнее существовать. Я могла себе позволить принять такое решение.
На работу я смогла выйти в конце 2020 года. Космонавтом, конечно, себя все-таки не чувствую, но работаю как и до всех этих приключений.
Мне трудно сердиться на врачей, они работают с такой нагрузкой, что им лишний раз взглянуть на пациента некогда. Считаю, в случае серьезного диагноза не следует пренебрегать возможностью получения второго и даже третьего мнения. Думаю, важно помнить, врач несет ответственность за определение тактики, назначение наиболее оптимального лечения, но ответственность за свою жизнь человек несет сам. Хорошо самому понимать ситуацию в подобном случае, ну или в семье иметь человека с медицинским образованием.