«От этих воспоми­наний начинается тахикардия»: 8 исто­рий о том, как врачи спасали жизни

Пациенты часто критикуют медиков, но, когда возникает смертельная опасность, именно врачи становятся главной надеждой.

Читатели Т⁠—⁠Ж рассказали, как врачи спасали жизнь им или их близким. А мы собрали истории в одном материале.

Все мое детство прошло в окружении врачей, которые спасали жизнь мамы.

У нее астма, и она упорно лечилась у гомеопата. После недели облегчения были месяцы приступов и вызовов скорой. Переломный момент наступил, когда во время тяжелейшего приступа удушья врач реанимации сказала: «Срочно увозим, ищите мужиков, пусть помогут спустить в машину». Ту ночь мама провела в коме. Очнулась и поняла, что так дальше нельзя.

Нашли нормального пульмонолога, который назначил адекватную гормональную терапию. Уже 10 лет спокойно спим ночами и живем нормальной жизнью — без паники и страха.

Когда я была маленькой, родители попали в автокатастрофу. Машину занесло на скользкой дороге, улетели в кювет. На папе ни царапины, а маму увезли на скорой с черепно-мозговой травмой и множественными ранами на лице. В реанимации была клиническая смерть. Но как-то вытащили. Хотя честно говорили, что при такой травме головы может быть что угодно. Это было почти 30 лет назад в больнице провинциального города. Повезло.

И отца в том году спасли в последний момент. Были проблемы с сердцем около года — ходил по кардиологам, принимал таблетки, которые не помогали. И вот дошел до платной амбулатории. Там его обследовали и сказали не двигаться, вызвали реанимацию. Один сосуд был забит почти полностью, инфаркт мог случиться в любую минуту. Отвезли в местную кардиологию и там оперативно поставили стент. Сейчас все хорошо.

Родители на машине поехали в Москву из Иванова. Должны были вернуться вечером. Но попали в аварию, пострадал только отец, отбойник пробил лобовое стекло и снес часть черепа с левым глазом.

Папа месяц был в реанимации, врачи говорили, что с таким не выживают. Собирали по кусочкам: вставляли в череп кости из других частей тела. Чудом удалось спасти.

В четыре года я проснулась ночью от того, что не могла дышать. Пыталась сделать вдох, но воздух не шел внутрь, как будто из-за спазма. Хорошо, что кровать сестры в детской была рядом, удалось до нее достучаться, она позвала родителей.

Позвонили в скорую, там посоветовали открыть настежь окна и предположили, что это хоть чуть-чуть поможет продержаться до приезда врачей.

Буквально через пару минут медики были уже на пороге. Оказалось, что бригада приехала в соседний дом, но их помощь не понадобилась. Они уже собирались уезжать, как им сказали о нашей заявке. До нашего подъезда они бежали на своих двоих, пока водитель перегонял машину. Медики просто влетели в квартиру.

Морозный воздух действительно помог, но не сильно. Врачи сделали укол, и я смогла сделать полноценный вдох. А потом меня быстро завернули в одеяло и повезли в больницу. Там поставили капельницу и, кажется, сделали ингаляцию. Под наблюдением я находилась около суток. Больше приступ не повторялся, других симптомов не было, поэтому нас выписали.

До сих пор не знаем, что это было. Просто спонтанный приступ удушья. С благодарностью вспоминаю ту бригаду.

Когда мне было девять месяцев, меня спасли в инфекционной больнице. Где я схватила такую инфекцию, мама не знает. Были даже судороги. Врачи говорили, что шансы — 50/50.

У сына в два года заболел живот. У детей такое часто бывает, к тому же боль была не постоянной — то болит, то проходит. И все же я вызвала скорую. Нас забрали в больницу — оказалось, у сына инвагинация кишечника, проще говоря, одна часть кишечника внедрилась в другую. Сразу сделали операцию.

Папу врачи спасли от мышиной болезни  . Начиналось все как при ОРВИ: температура, слабость. Но настораживало, что слабость была слишком сильной, а лихорадка никак не проходила. Скорая увезла в больницу, там и заподозрили эту болезнь.

Спасибо настоящим врачам за их труд!

У дочери все началось с обычной температуры, но на второй день болезни мы поняли, что что-то не так. Она очень много спала, а когда бодрствовала, странно говорила и неуверенно ходила.

Врачи скорой заподозрили менингит и отправили в инфекционную больницу. По приезде сделали кучу анализов, пункции, МРТ. Но они ничего не показали.

На второй день дочка стала двигаться еще хуже и практически перестала говорить. На третий не могла поднять ложку, правая сторона сильно ослабла, но диагноза все еще не было.

Позже врачи заподозрили аутоиммунное заболевание — диссеминированный энцефаломиелит  . Потребовалось сдать ликвор и кровь на анализ в другую лабораторию, потому что в инфекционной больнице такие обследования не делали. Диагноз подтвердился.

Наконец лечение стало давать свои плоды, и мой ребенок стал возвращаться. Ужас, который мы пережили, не передать словами. К счастью, мы вовремя обнаружили диагноз и серьезных последствий не было.

Я бесконечно благодарна врачам, которые спасли нас, поддерживали и следили за течением болезни. И не представляю, что было бы, если бы мы решили подождать и связали сонливость с температурой.

У меня тоже есть история с дочерью, когда она была малышкой двух с половиной лет. Прошло более 13 лет, но каждый раз от воспоминаний об этом случае у меня начинается тахикардия.

Сначала была халатность и бездействие со стороны врачей в течение недели, игнорирование симптомов и моих слезных просьб о дополнительной диагностике. В итоге ребенка довели до критического состояния. Когда хирурги другой больницы экстренно забирали дочь на операцию, сказали, что исход может быть любым, и призвали готовиться ко всему. Я никогда не забуду это состояние тотальной беспомощности.

Три часа длилась операция, пять суток моя девочка провела в реанимации. И сейчас она с нами — здоровая, крепкая умничка, гордость всей семьи. Рассказываю без подробностей, просто потому что не могу заставить себя писать об этом.

Роды сына были сложными: экстренное кесарево, достали серо-синего и безжизненного. Выражения лиц и скорость движений пяти человек, которые порхали по помещению со всякими медицинскими штуками и толпились над столом, где лежал ребенок, без слов отвечали на мой вопрос о серьезности положения. Я замер в углу, старался не дышать и не мешать, не стоять на пути и понять по обрывкам фраз и движениям медиков, что происходит.

Секунды тянулись. Помню, как думал после, что я никогда в жизни так сильно не переживал за успех какой-либо группы людей, как в тот день. Потом был первый крик и выражение облегчения у персонала.

Сейчас сыну шесть лет. Недавно мы купили ему новый велик — уже такой большой, что я тоже могу на нем ездить. Спасибо большое врачам!