Как я участвовала в клиническом исследовании препарата от рака костного мозга
Этот текст написан в Сообществе, бережно отредактирован и оформлен по стандартам редакции
О том, что у меня рак, я узнала в 16 лет.
Врачи предложили лечиться по обычной схеме или стать участником клинического исследования препарата, который до этого не использовали у подростков. Я рискнула и не пожалела.
Уже через три месяца анализы пришли в норму, но еще восемь лет я продолжала принимать препарат. Сейчас я в стойкой ремиссии, а болезнь и участие в программе исследований полностью изменили мою жизнь.
Расскажу, как я обследовалась и лечилась и сколько денег потратила.
Сходите к врачу
В этой статье мы не даем рекомендаций. Прежде чем принимать решение о лечении, проконсультируйтесь с врачом. Ответственность за ваше здоровье лежит только на вас
Как мне поставили диагноз
В мае 2012 года, перед окончанием школы, я заболела: было сложно дышать, болела рука, поднялась температура до 37,5 °C. Врачи в поликлинике решили, что у меня бронхит и реактивный артрит, и назначили общий анализ крови.
Оказалось, у меня очень высокие лейкоциты — в двадцать раз выше нормы, причем повышенными были и нейтрофилы, и эозинофилы, и базофилы . Врачи сказали, что такие результаты анализа — признак рака крови, и сразу госпитализировали в областную детскую больницу в онкологическое отделение.
В больнице мне провели цитогенетическое исследование костного мозга. Чтобы получить клетки для анализа, нужно было сделать пункцию. При этой процедуре из костей забирают немного костной ткани с костным мозгом, который затем исследуют в лаборатории. Мне сделали пункцию правой подвздошной кости. Процедуру провели под наркозом, а после сделали укол витамина, что было намного больнее.
Через неделю мы получили результат исследования — хронический миелобластный лейкоз, ХМЛ, хроническая фаза.
Что такое хронический миелолейкоз и как его лечат
ХМЛ — редкий тип рака костного мозга. При ХМЛ в костном мозге образуется слишком много незрелых лейкоцитов, которые называют миелоидными клетками.
В большинстве случаев ХМЛ развивается из-за хромосомной перестройки, которую называют филадельфийской хромосомой. Она приводит к появлению химерного гена BCR-ABL, который дает команду вырабатывать слишком много белка тирозинкиназы. Это приводит к бесконтрольному делению миелоидных клеток.
Симптомы. Выделяют три фазы ХМЛ:
- Хроническая фаза. Может продолжаться несколько лет, симптомы в это время отсутствуют или смазанные: ломота в теле, утомляемость, лихорадка, потеря аппетита и веса, боль под ребрами слева, чрезмерное потоотделение во сне и затуманенное зрение.
- Фаза акселерации. Болезнь развивается быстрее, лечение уже не так эффективно, симптомы усугубляются.
- Фаза бластного криза. Болезнь протекает тяжело, возникают осложнения, в частности инфекции и кровотечения, а прогноз хуже.
Лечение наиболее эффективно в хронической фазе. Обычно оно заключается в использовании ингибиторов тирозинкиназы, например иматиниба, нилотиниба, дазатиниба: они подавляют выработку белка, из-за которого происходит бесконтрольное деление клеток.
У пациентов в фазе акселерации или бластного криза используют трансплантацию гемопоэтических стволовых клеток.
Как мне предложили участвовать в клинических исследованиях
Мне предложили лечиться в НМИЦ им. Блохина в Москве. Чтобы попасть туда, нужно было получить квоту. За три недели, пока я лежала в больнице, мама собрала документы.
Когда квота была готова, мы сразу собрались и поехали. Путь лежал из регионального центра, где находилась больница, мимо моего родного города. Я написала подруге, что хочу встретиться с ней на станции, чтобы попрощаться. Когда подъезжали, я увидела, что на платформе много людей. Подумала: «Надо же, все в Москву собрались». Присмотрелась, а там все лица знакомые. Оказалось, встретиться со мной пришли друзья, одноклассники и их родители. Это были 40 минут слез, объятий и обещаний вернуться.
В Москве по счастливой случайности я попала в руки профессора, которая занималась именно ХМЛ. Мы с мамой приезжали на процедуры и консультации, жили в это время сначала у одних знакомых, потом у других — очень благодарны им за эту возможность.
Врачи снова сделали пункцию костного мозга, но в этот раз не под наркозом, а с веселящим газом. После место прокола сильно болело.
По результатам анализа диагноз подтвердился, и мне предложили принять участие в клиническом исследовании препарата дазатиниб на подростках. К тому моменту он уже был разрешен для использования у взрослых с ХМЛ, а на подростках его еще не проверяли.
Мама сомневалась: мы привыкли, что рак лечат химиотерапией или пересадкой костного мозга, а мне предлагали лечиться таблетками. Она записалась к онкогематологу в Центр детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачева, чтобы получить второе мнение.
Помню, что мы туда еле добрались. Погода была ужасная, мы сели не в тот автобус, заблудились на территории клиники. Казалось, нам не судьба туда попасть. В итоге мы нашли клинику, и нас приняла замечательный врач. Она сказала, что меня могут госпитализировать, но лечение будет практически таким же, только с использованием препарата предыдущей линии. Она советовала не отказываться от возможности получить более современное лечение, с моими анализами это лучший вариант. И мы согласились.
Как я лечилась
Я принимала две таблетки дазатиниба раз в день. Прием фиксировала в специальном дневнике: отмечала дату, время, количество таблеток и свое самочувствие. Раз в три месяца с дневником приезжала на консультацию к онкологематологу. Таблетки тоже выдавали раз в три месяца — нужно было сдать пустые флаконы, чтобы получить полные.
Если возникали вопросы, можно было написать врачу на электронную почту или позвонить. Это помогало в случае нестандартных ситуаций. Например, однажды у меня опухла подмышечная впадина, я испугалась, что это опухоль, и в панике позвонила врачу. Но все обошлось.
Сильные побочные эффекты от дазатиниба практически обошли меня стороной. Были отеки, справляться с которыми мне помогали диуретики. Еще повысился холестерин, из-за чего я пила «Кардиомагнил» для профилактики тромбов. Также принимала препараты железа и кальция, чтобы компенсировать их дефициты. Все препараты назначал врач.
Раз в три месяца нужно было сдавать кровь и делать тест на беременность. Последнее — потому что прием дазатиниба опасен для плода. Врачам было без разницы, что у меня даже не было партнера, по протоколу приходилось проверяться.
После трех месяцев лечения первые же контрольные анализы показали положительную динамику. Но лечение от ХМЛ длительное, а часто и пожизненное. Поэтому я продолжала принимать препарат.
Еще периодически я проходила флюорографию, ЭКГ и другие исследования, чтобы отследить, как препарат влияет на мой организм в целом. В течение года еще раз сделала пункцию для исследования клеток костного мозга.
Через год я вышла в полную ремиссию. Лечение продолжалось еще восемь лет, а после я вышла на стоп-терапию.
Как я живу с ХМЛ сейчас
Уже четыре года я не принимаю лекарства. Для контроля каждые три месяца сдаю анализы крови.
Почти сразу после установки диагноза мне оформили инвалидность — у меня третья бессрочная группа. Я бесплатно пользуюсь общественным транспортом в Москве, не плачу налог на недвижимость, а коммуналку оплачиваю со скидкой 50%.
Еще я получаю пенсию — около 8500 ₽. Я могла бы получать еще и бесплатные лекарства, но они мне не нужны, поэтому беру денежную компенсацию.
Я рада, что у меня вовремя нашли ХМЛ, а лечение оказалось эффективным. Сейчас планирую заняться скринингом рака молочной железы: этот диагноз был и у моей бабушки, и у мамы. Хочу проконсультироваться с врачом, чтобы узнать, как можно предотвратить или вовремя выявить болезнь.
Расходы
Я не тратилась на покупку дазатиниба — препарат все восемь лет предоставляли в рамках исследования. Покупать приходилось только лекарства для купирования побочных эффектов, на это ушло не так много денег.
Еще приходилось сдавать платно некоторые анализы. К сожалению, я не могу подробно описать эти расходы, ведь лечение заняло восемь лет. Могу сказать только, что за все это время я потратила около 100 000 ₽.