«К счастью, экономить не приходится»: сколько зарабатывает нейрохирург

Наши читатели регулярно делятся историями о своих профессиях и доходах.

В новом выпуске доктор Максим Древаль рассказывает, как стал нейрохирургом, сколько делает операций в день, чем его работа похожа на игру на приставке и могут ли врачи зарабатывать консультациями в интернете.

Обе бабушки были медицинскими работниками, и первыми на помощь при детских травмах приходили именно они. Кроме того, мой горячо любимый дядя был успешным московским хирургом, и мне, как провинциальному парню, — школу я заканчивал в Воронеже — тоже хотелось носить дорогие часы, ездить в дальние командировки и вести беседы о сложности строения головного и спинного мозга.

Я был далеко не самым образцовым учеником, поэтому желание стать врачом родители укрепили еще и казарменным воспитанием: после школы я поступил в Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге.

Это промежуточная версия между строгим военным училищем и гражданским вузом. Построения, наряды — все было, но в довольно расхлябанном виде. Первые два года давались с большим трудом. Мечты стать успешным врачом сменились желанием нормально поесть, выспаться и разбавить мужскую компанию.

В конце второго курса мы научились тайно и безнаказанно пропадать из казармы и повально стали работать по ночам официантами в злачных заведениях неподалеку.

Занятия после ночной работы проходили в тумане. Вообще, в академии всегда хотелось спать. Прогулять было можно, но пришлось бы все отработать, поэтому пытались договориться с ребятами по казарме, чтобы прикрыли.

К концу третьего курса я хотел уволиться, закончить свою «успешную» карьеру врача и продолжить в ресторанном бизнесе: настолько хорошо там все складывалось.

Но на горизонте появилось заманчивое трудовое предложение — работа медбратом в судебно-экспертном психиатрическом отделении. 99% пациентов там в той или иной степени нарушили закон. Оставшийся 1% — ребята, которым не хватило мест в других отделениях.

Работа была непыльная: играй с пациентами в нарды или шахматы, слушай их рассказы и старайся не уснуть, по пятницам, в дни посещения, проверяй посылки. Первое время возникали сложности с подростками, но открытых конфликтов не было.

Но в глубине души мне хотелось экстрима: помочь остановить кровотечение, вправить сломанный нос. Поэтому после трех лет успешной работы в психиатрии я пошел сдавать документы в отдел кадров скоропомощной больницы.

Устроился медбратом в перевязочном кабинете — оруженосцем или подмастерьем врача-травматолога и врача-нейрохирурга, деливших травматологическую смотровую.

Тогда я увидел весь масштаб народных пятнично-субботних гуляний и познакомился с товарищами, радующимися победе «Зенита» или других футбольных клубов. Было несколько десятков веселых ребят лет 45—50, которые попадали в больницу чаще остальных. Они просто чаще пили спиртные напитки, по крайней мере об этом свидетельствовал их анализ крови на этанол.

Я готовил пациентов к первичной хирургической обработке, накладывал гипс, брал кровь и другие физиологические жидкости на анализ. Постепенно мои обязанности расширились и на досуге я стал дежурить с докторами в качестве их ассистента.

Я начал понимать, где у человека головной мозг и для чего он нужен, как он выглядит при той или иной травме — и что его все-таки лучше беречь. Я смотрел, как работают другие, и задавал сотни вопросов. Освоил неврологический осмотр и стал разбираться в патологических симптомах, в том, что значит расширение зрачка справа или ослабление ахиллова рефлекса слева и так далее. Все это было плацдармом для освоения нейрохирургии.

В общем, после месяца, проведенного в качестве сонного, ничего не умеющего ассистента, я понял, что в терапии мне делать нечего, а вот резать и зашивать — это мое.

Далее была интернатура по общей хирургии, которую я проходил на базе больницы уже в Москве. Там работа была схожая, но с еще большим уровнем ответственности.

А далее я решил продолжить обучение в Москве под строгим контролем моего любимого дяди. Он работал в нескольких больницах, встречались мы максимально редко, моим куратором был другой сотрудник кафедры. Я старался больше остальных, но так казалось только мне. Относились ко мне строже. Привилегии у меня тоже были: я мог беспрепятственно целовать дядю в щеку и первым протягивать ему руку для приветствия.

Мой доход в 2010 году в среднем был от 10 до 25 тысяч рублей в месяц — стипендия в ординатуре.

25 000 ₽

был максимальный доход во время учебы в ординатуре в Москве в 2010 году

Ординатура по нейрохирургии прошла незаметно и легко во многом благодаря моей предыдущей работе. К моменту поступления мои сокурсники только учились держать инструменты в руках и практиковали хирургический шов на сырых куриных ножках.

Когда пациент умирает на хирургическом столе, это сложнее осознать. Если он погиб в реанимации после тяжелой, иногда несовместимой с жизнью травмы, это другое. Но я не привык, ну или пока не привык.

К 2015 году я был сотрудником трех медицинских учреждений. В основном месте работал пятидневку, во втором были только дежурства ночью в плановом — абсолютно спокойном — отделении, в третьем — суточные по выходным. Я же курсант ВМА — могу совместить и дежурства, и соленый огурец с молоком.

С 2014 года я работаю в нейрохирургическом отделении Научного центра неврологии. Там же я собирал материал для своей диссертации.

Это главное неврологическое учреждение в стране. Кроме рутинных неврологических заболеваний мы занимаемся чрезвычайно редкими патологиями, с которыми в других стационарах коллеги могут не столкнуться за всю свою карьеру, потому что они встречаются в одном случае из миллиона.

Мой профиль — патологии позвоночника. Чаще всего это грыжи межпозвонковых дисков разной локализации — шея, поясница. Несколько реже — опухоли спинного мозга, травмы позвоночника.

Наша хирургическая задача заключается в восстановлении опорной функции позвоночника и устранении сдавления спинного мозга и его корешков. Результата мы добиваемся, используя различные малоинвазивные и эндоскопические методики.

Есть операции с большими разрезами,10 см и более. Это — вынужденно — серьезная травма окружающих тканей: мышц, связок. При выполнении малоинвазивной операции повреждения минимальны за счет меньшего разреза — порой менее 0,5 см.

Эта профессия, это направление больше ориентировано на молодых специалистов, которые в свое время провели много времени за игрой на приставке и понимают, как добиться отличного результата, держа в руках эндоскоп и глядя в монитор, на котором отражены все анатомические тонкости.

Спинальная хирургия развивается очень быстро, и эффективнее будет тот, кто успевает за этим развитием. Если 10 лет назад грыжу позвоночного диска удаляли при помощи микроскопа, а это требует разреза в 3—5 см, то сегодня она удаляется через прокол, выполненный иглой диаметром 0,2 см.

Некоторые пациенты считают, что после сложной операции они вдруг станут здоровы и навсегда забудут о своих проблемах с позвоночником. Это не так. Проблема комплексная, к ней нужно подходить со всех сторон. Невыполнение рекомендаций ведет к риску повторных операций. И это большая трудность как для пациента, так и для хирурга.

Мой рабочий день начинается около 7:50, в большинстве случаев я приезжаю раньше. Если меня, пробегающего как лань по коридору, не остановил пациент, то мой день начинается с кофе. Но чаще все-таки после утреннего осмотра пациентов, которые были оперированы накануне или готовятся к операции в этот день.

К 8:45 собираются все мои коллеги, и мы выслушиваем информацию о пациентах от дежурной смены. Тогда же окончательно утверждаем план операций: очередность, объем и так далее. В среднем каждый день выполняется от трех до пяти операций.

Такой график значит, что я проведу весь день в операционной и, скорее всего, к окончанию рабочего дня в буфете уже все будет распродано.

Заканчиваю работу в среднем в 16—18 часов. Довольно удобно, учитывая, что в это время можно без пробок добраться до дома.

Когда я был ординатором второго года и работал в больнице РЖД под руководством одного из моих учителей, в стационар для операции на поясничном отделе позвоночника поступил мужчина.

Парень был молчаливый, а жена его — очень веселая и открытая, помогала нам найти общий язык. Все прошло по плану, пожали руки, попрощались.

Через пару лет этот молчун вновь столкнулся с проблемой в позвоночнике, только уже в шейном отделе — надо признать, что с очень серьезной проблемой. Они целенаправленно пришли ко мне. Общими усилиями его удалось вылечить и наконец-то разговорить.

Вообще, у меня солидный список пациентов-друзей. Иногда к моменту выписки тонкая грань между врачом и пациентом становится еще тоньше и мы уже можем обсуждать субботний концерт «Депеш мод» или как хочется, чтобы состав AC/DC жил вечно.

Я консультирую пациентов в нескольких медицинских учреждениях и на профильных сайтах.

Консультации в интернете не приносят дохода. Большинство интернет-консультаций в любом случае в итоге сводятся к очному общению, так уж мы устроены.

Так что мой дополнительный доход — это индивидуальные консультации и различные малоинвазивные манипуляции. В большинстве случаев это противоболевые блокады.

Мой итоговый месячный заработок доходит до 120 тысяч рублей. Из них официальная зарплата — до 90 тысяч.

Зарплата на основном месте работы фиксированная. Сложность операций не влияет на заработок. Но учитывается вредность работы — рентген-облучение, работа с вредными препаратами — и научная деятельность: статьи и устные доклады.

90 000 ₽

зарплата нейрохирурга с десятилетним стажем

Это средне-нормальная зарплата для хирурга в моем возрасте, работающего в плановом отделении. Для большего заработка нужно вникать, пахать, чувствовать пустующие ниши. К примеру, есть патологии, за которые не хотят браться. Это тяжелые, погибающие, но нуждающиеся в помощи пациенты. Есть заболевания, при которых даже хорошо выполненная операция не приносит должного результата, но она остается шансом, который нужно использовать.

По последним подсчетам, в месяц у меня уходит около 65—80 тысяч.

Больше 25 тысяч уходит на питание. Вообще, я за домашнюю еду. Но учитывая, что супруга не домосед, а работает не меньше меня, иногда я позволяю оставить меня без контейнера с гречкой и сосисками.

10 тысяч в месяц трачу на спорт, хожу в спортзал: 15 минут на дорожке, а потом рассматриваю перспективных кандидатов на хирургию.

Отдых — как у всех: кино, музеи, театр, художественная литература, мотоцикл. Баня по воскресеньям, это полезно для спины. И, например, горные лыжи — так же затратно, как и увлекательно.

Откладывать удается иногда 5—10 тысяч, иногда больше.

К счастью, экономить не приходится. Я живу своими узкими интересами, которые больше требуют концентрации, нежели финансов.

Хотя вот, например, хочу купить игровую приставку, но разум моей жены побеждает эту затею с большим счетом.

Я не коплю, если только солевые отложения в организме.

Мое будущее — в медицине. Не исключаю, что лет через 10—15 это будет выглядеть как хобби и я ограничу свою активность одной-двумя операциями в неделю. Сейчас я фанат своей работы и вижу сны о том, как лучше сделать то или иное оперативное вмешательство с меньшей травмой для пациента.