Как я справляюсь с пограничным расстройством личности

Начну с того, что я всегда была довольно импульсивным человеком. С подросткового возраста у меня было много проблем в школе, но я никогда не понимала почему я оказываюсь в центре всех конфликтов. Моя классная руководительница говорила маме о том, что мое настроение может меняться буквально каждые 10 минут: то мне весело, то я впадаю в апатию. Если мне было скучно на уроке, то я не понимала, почему должна слушать учителя, приставала к одноклассникам, крутилась на стуле.

Сейчас сложно сказать, были ли это первые симптомы болезни или просто переходный возраст. Но селфхарм и желание сделать себе хуже, проблемы с аппетитом и отказ от еды начали проявляться уже тогда. Если я ссорилась с мамой, то я могла не есть два дня еду, которую она приготовила: мне казалось, что она увидит, как я страдаю и простит меня. Игра с мамой в молчанку, кстати, сопровождала все наши ссоры, мама редко первой подходила ко мне, даже когда я билась в истерике и задыхалась в собственных слезах.

Постоянные диеты и изнурение себя голодом тоже начались с подросткового возраста. Я смотрела на себя в зеркало и не понимала, нормален мой вес или нет. Если мне казалось, что он не в пределах нормы, я начинала отказываться от еды, но потом, конечно, срывалась.

Но стоит сказать, что я была ребенком, который хорошо успевал в школе. Я искренне интересовалась историей, литературой, языками, я была одной из лучших в классе. В 10-11 классах началась подготовка к ЕГЭ, и вот тут начался период моего трудоголизма: впервые были бессонные ночи перед уроками, я читала список литературы, бесконечно писала сочинения по русскому языку. Я почти перестала общаться с одноклассниками, не ходила на некоторые уроки, потому что поставила цель — сдать ЕГЭ.

Но для достижения этой цели я уже использовала нездоровые методы: при росте 172 м я весила около 47 кг, я пила энергетики, постоянно курила, пренебрегала сном. После сдачи экзаменов у меня случился серьезным конфликт с отчимом, после которого я отрезала себе часть волос: меня охватили эмоции и я не нашла для них другого выхода. Интересно, что мама встала на его сторону. Она вообще не очень любила решать конфликты, но я не виню ее в этом, я думаю, что она довольно длительный период своей жизни тоже находится в депрессии. Иногда я приходила домой и видела, как мама лежит на диване и слушает музыку, говорит, что ей плохо — тогда я серьезно опасалась за ее здоровье. Иногда она могла лежать в ванной, много курить и складывать окурки по ее периметру. Отчим начал все больше пить, между ними возникали скандалы.

Я углубилась в учебу. В университете я брала на себя, кажется, очень много: я соглашалась на дополнительные пары, языки, я пыталась читать все списки литературы. Мне правда очень нравилась учеба и я думала, что хочу продолжать заниматься наукой (сделаю ремарку: в мире капитализма это сложно). В университете я продолжала эксперименты со сном и едой. Перед экзаменами я могла не спать по двое суток.

Потом у меня начались отношения, их первые годы были довольно сложными. Мои эмоции постоянно взлетали, мои реакции были не адекватными. От беспомощности я била посуду, разбивала о стену айфоны, кидала лаки для ногтей о плитку в съемной квартире. Я не знала, чего хотела, я всегда пыталась сделать себе больнее, но я не понимала, что мое состояние затрагивает и мои близких.

Позже я начала купировать эмоции, но переодически все это выливалось в истерики. Я могла собираться на работу и решить, что сегодня я толстая, мне нечего надеть. Тогда я вываливала из шкафа все свои вещи, ложилась на пол и рыдала 2 часа. Я устраивала жуткие истерики, но при этом я чувствовала беспомощность, мне казалось, что весь мир от меня отвернулся, я думала, что меня никто не понимает. И с каждой подобной истерикой мне казалось, что мои близкие все больше от меня отстраняются. Я ненавидела себя и разрушала все вокруг. В это же время мое ОКР достигло своего пика. Если я курила дома, то обязательно тушила окурки водой и выкидывал в мусорку. Я могла подъехать к университету и подумать, что моя квартира горит, тогда я начинала звонить друзьям и просить их проверить, все ли в порядке, пару раз я сама возвращалась домой. Если в университете был большой перерыв между парами, то я могла поехать домой и помыть голову, хотя мыла ее уже с утра. Я чувствовала себя абсолютно потерянной, я не понимала, чего хочу от этой жизни. Я продолжала разрывать отношения с друзьями, делая больно и им, и себе. Я действительно очень от этого страдала, но не понимала, как все исправить, как взять ответственность за свои поступки.

Все отношения в своей жизни я в принципе перевожу в личную плоскость: мне тяжело видеть, если мои друзья ходят на другие вечеринки, если они встречаются с другими людьми. Рационально я понимаю, что моя реакция ненормальна, но на эмоциональном уровне я чувствую будто бы предательство, мне кажется, что меня оставили. Часто я сама разрывала дружеские отношения, потому что очень боялась того, что люди меня отвергнут.

Но все же загрузка по учебе помогала мне как-то держаться, а вот лето после окончания университета абсолютно выбило меня из колеи. Я перестала есть, постоянно пила колу, злоупотребляла алкоголем, могла месяц не менять постельное белье. Мне было абсолютно плевать на то, как я выгляжу, как другие оценят мое поведение, я цеплялась только за ниточки, которые связывают меня с другими людьми, я постоянно искала поддержки, ощущая при этом ужасную внутреннюю пустоту. Я понимала, что скатываюсь в бездну, но ничего не могла с этим поделать.

Позже мои отношения возобновились, мы съехались, но мое состояние все еще было не стабильным. Впервые я обратилась за помощью в 27 лет. Друзья начали переживать за меня всерьез. Я пошла к психиатру и начала посещать групповую терапию. Мне поставили диагноз затяжной депрессии, прописали антидепрессанты. В следующие 4 года диагнозы менялись: мне ставили то БАР, то различные расстройства личности. Я пила разные схемы, сдавала кучу анализов. Среди моих препаратов были: золофт, литий, ламотриджин, прозак, топиромат, стратера, габапентин. Я «ела» все это в самых высоких дозах. Но меня продолжало срывать: я могла импульсивно уволиться в никуда, я тратила много денег на шоппинг, а потом приезжала домой и была в ужасе от этого. После каждого импульсивного поступка я чувствовала себя фарфоровой чашкой, которая разбивается, ее заново склеивают, но какого-то кучка все равно не хватает.

По работе я брала на себя столько всего, что нормальный человек просто не выдержит такие объемы. Я могла работать днями и ночами, я не спала, забывала поесть. Я пыталась заполнить внутреннюю пустоту, я хотела быть хорошей для других, потому что я ненавидела себя. Я очень зависима от чужого мнения, я могла делать крутые проекты только ради того, чтобы мне сказали: круто, спасибо. И тогда, вероятно, один день я чувствовала себя на высоте. В остальное же время мне казалось, что я не дорабатываю, поэтому я делала еще и еще. Позже мой врач скажет, что это тоже разновидность сэлфхарма.

Где-то в 2022 году я решила похудеть и полностью отказалась есть нормально: в течение полутора месяцев мой рацион состоял из утренней запеканки, а все остальное время я пила воду. Мой организм перестал принимать пищу, я потеряла около 10 кг. Но после таких экспериментов непременно случаются срывы: наступил период переедания. Все это время я посещала группу, потом начала ходить и к личному терапевту. Но на группе меня тригерил один мужчина, мне было тяжело, что он не принимает меня, не хочет полюбить, и я ушла. Я страдала из-за этого, группа была мне дорога, я проходила туда 3 года, я чувствовала, что нужно бороться дальше, но эмоции опять взяли верх. Тогда мой психиатр впервые поставил мне ПРЛ (пограничное расстройство личности), которое практически не регулируется препаратами, для его регуляция очень важна терапия. Таблетки мне особо не помогали, учитывая, что на пике своего эмоционального состояния я могла внезапно их бросать и страдать от жутких побочек: я наказывала себя за то, что опять сорвалась, за то, что заставила переживать в очередной раз родных. Я страдала от своего веса, я сравнивала себя с другими, я завидовала худобе других девушек. И мой психиатр в конце концов предложил колоть мне оземпик, тогда я задумалась о смене врача.

Эксперименты с препаратами, едой и внешние триггеры, с которыми остальные люди легко справляются, усугубили мое состояние. Я не понимала, где реальность, а где то, что происходит у меня в голове. И в очередной раз я сорвалась. Тогда я решила еще раз сменить психиатра, уже пошла в госучреждение. Несколько врачей подтвердили мне ПРЛ и еще несколько диагнозов, возникших на его фоне.

Неправильное лечение, плохо подобранные препараты и моя невозможность взять себя в руки привели меня на больничную койку. В очередной раз мне подбирают терапию, лекарства, регулируют режим и пытаются привести в чувство. И только тут я поняла, что 4 года моего лечения — это только крупица на пути к возвращению к нормальной жизни.