Как психика спасает нас от стресса: 14 сложных психоло­гических защит

Механизмы психологической защиты помогают справиться с неприятными чувствами и поддержать самооценку, то есть адаптироваться к тому, что с нами происходит.

Без психологических защит мы были бы уязвимы перед трудностями. Но далеко не всегда они приносят пользу. Они могут работать против нас, если та или иная защита используется не к месту или применяется слишком часто.

Существует два типа психологических защит. Первичные — простые, их человек осваивает еще в детстве, о них мы уже писали. Вторичные — сложные, доступные только взрослым. О них пойдет речь в этом материале.

При регрессии поведение «откатывается» на более ранний уровень. Например, голодный и уставший шестилетний ребенок начинает хныкать и капризничать как будто ему три.

Точно так же взрослый человек, столкнувшись с проблемами, может «сделать шаг назад» — в прошлое состояние, прошлые привычки. Допустим, психотерапия помогла ему менее критично относиться к себе и ценить свои достижения. Но если уровень стресса превысил все нормы, человек может снова попасть в ловушку самобичевания. Для психики это будет, как ни странно, комфортным состоянием — просто потому, что оно привычнее.

Психологи считают, что люди могут на время забыть что-то, если это причиняет боль и беспокойство, то есть репрессировать, изгонять из сознания и держать на дистанции. Например, жертвы насилия могут не помнить, что с ними произошло, хотя то и дело переживать отголоски воспоминаний, видеть и чувствовать какие-то фрагменты травматичного опыта.

Репрессия может сработать не только в ответ на травму. Когда ребенок сталкивается с чем-то неприемлемым для него, неосуществимым и пугающим, например с агрессией по отношению к родителю, он тоже сможет изгнать это из сознания.

Взрослый же может неосознанно прибегнуть к репрессии в совершенно бытовой ситуации — забыв имя собеседника, к которому испытывает неприязнь. А всевозможные «оговорки по Фрейду» считаются проявлением того, что было репрессировано.

Репрессия не всегда эффективна при сложных переживаниях. Вытеснение болезненного события из памяти не избавляет от его последствий. Например, девушка, пережившая в детстве насилие, может о нем не помнить, но чувствовать тревогу рядом с мужчинами и страдать от проблем с либидо. Репрессия помогает ей не встречаться со страшными воспоминаниями, но качество ее жизни страдает.

Когда переживания слишком сильны или по каким-то причинам неуместны или опасны, человек может осознанно отделить чувства от мышления: то есть продолжать осознавать, что с ним происходит, но отказаться от эмоционального переживания этого опыта. К такой защите, например, постоянно прибегают хирурги: они не смогли бы работать, если бы в момент операции сочувствовали пациенту и боялись его не спасти.

Изоляция аффекта может быть и «психологическим ступором» в ответ на ту или иную катастрофу. Например, психотерапевты, которые работали с жертвами холокоста, описывали произошедшие с теми ужасные события удивительно отстраненно. Точно так же сами жертвы насилия могут рассказывать о пережитом отстраненным или даже ироничным тоном. Это не значит, что они не понимают, насколько ужасен их опыт. Они просто отделены от своих чувств насчет него и сами говорят, что ничего не чувствуют.

Такая психологическая защита спасает в ситуациях, когда нужно сохранить трезвость мысли. Но если прибегать к ней слишком часто, эмоции все равно найдут выход. Например, в виде беспричинной на первый взгляд депрессии, фобии или физического недомогания. Кроме того, люди, которые склонны использовать изоляцию аффекта, могут ощущать недостаток ярких эмоций в жизни.

Человек, использующий интеллектуализацию, признает, что чувства есть, но рассказывает о них так, будто это неправда. Он просто равнодушно констатирует факт. Например: «Да, я пережила изнасилование и теперь страдаю от панических атак» — при этом голос, мимика и язык тела расслабленные, спокойные.

Очевидный плюс интеллектуализации — того, кто ее применяет, считают эмоционально зрелым. Его самоконтролем могут восхищаться. Но обратная сторона этого — интуитивное недоверие, которое люди испытывают, когда кто-то безэмоционально заявляет о своих чувствах.

Из-за этого суд присяжных может не поверить жертве насилия. Или менее экстремальный пример: человека, который часто прибегает к интеллектуализации, окружающие будут считать неискренним и не захотят сближаться. Кроме того, использование этой защиты автоматически ограничивает артистизм — человек не умеет дурачиться, участвовать в игровых активностях, так что с ним еще и неинтересно.

Вспомните басню Эзопа про лису и виноград. Лиса не может достать ягоды и утешает себя: он точно незрелый. Подобное «не очень-то и хотелось» — один из примеров рационализации. Другой — человек, переживший нечто болезненное, говорит: «Это не так уж плохо, могло быть и хуже». Или утверждает, что травматичный опыт — полезный.

Иными словами, суть рационализации — в поиске разумного в негативном опыте. Причем найти смысл можно и в самых экстремальных ситуациях. Так, жертва насилия может считать, что пережитое сделало ее сильнее и эмпатичнее.

К рационализации склонны умные и творческие люди. Но из-за этого они склонны терять контакт со своими чувствами, а также находить разумные оправдания для любых ситуаций. Например, так делает родитель, который бьет ребенка, говоря себе, что это научит того отвечать за свои поступки.

Эта психологическая защита похожа на рационализацию. Человек тоже ищет оправдания тому или иному опыту, но не разумные, а моральные. Он хочет чувствовать, что обязан следовать тому пути, что выбрал, что он «хороший» или что у его негативного опыта существуют высокодуховные оправдания. Например: «Родители били меня ремнем в качестве наказания, чтобы я стал хорошим человеком».

Как и рационализация, морализация опасна тем, что человек может оправдывать ею любые поступки, даже очевидно вредящие ему или окружающим.

Компартментализация — это то, что со стороны кажется лицемерием. Например, человек изменяет жене, несмотря на обеты во время венчания и декларируемую религиозность.

Вполне возможно, что он и правда глубоко проникнут религией и верит в святость брака. Но параллельно у него есть и другая установка: мужчины по природе своей полигамны и поэтому он может изменять. Он не осознает, что его установки противоречат друг другу. Он не лицемер, он вполне искренен во всем, что делает.

С одной стороны, компартментализация помогает принять разные грани своей личности. С другой — можно показаться неприятным и неискренним человеком окружающим и потерять связь с реальностью.

Вы поссорились с партнером и дарите подарок, чтобы не чувствовать вину и стыд. Так работает аннулирование — психологическая защита, суть которой в попытке уравновесить неприятное чувство тем или иным поведением так, чтобы оно исчезло.

Еще можно исповедоваться священнику, покаяться в грехах. Или заняться благотворительностью, «искупая» аморальные поступки. Все это тоже аннулирование.

Этот вид защиты поддерживает самоуважение человека, мотивирует его делать добро и становиться лучшей версией себя. Но если это единственный фундамент хорошего отношения к себе, то самооценку человека нельзя назвать здоровой. Кроме того, излишне полагаясь на аннулирование, можно усугубить проблемы в отношениях. Человек «отменяет» неблаговидные поступки для себя, но не для других, и не понимает, почему до сих пор не заслужил прощения.

Психологическая защита, которая приносит пользу исключительно в момент применения: дает иллюзию контроля и снижает тревогу, но в долгосрочной перспективе только вредит. Использующий ее человек буквально направляет негативные эмоции, связанные с внешним явлением или другим человеком, на себя.

Человек прибегает к повороту внутрь себя, когда направить эмоции на тот объект, который действительно их вызывал, небезопасно. Например, ребенок будет винить себя в холодности родителей. Обвинить в этом родителей страшно: они могут отругать, стать еще более отстраненными. Если же критиковать самого себя, можно изменить ситуацию. Допустим, учиться на одни пятерки — и тогда мама с папой станут любящими. Такая логика может быть у ребенка.

Так же может думать жертва домашнего насилия: чтобы партнер не бил, нужно делать так, как он скажет, и все наладится. А может быть, что человек направляет страдания на себя не только психически, но и физически — при селфхарме, самоповреждении вроде резания кожи или следования экстремальным диетам.

Когда нельзя направить негативные эмоции на объект, некоторые смещают его на что-то другое. Например, мужчина не может поругаться с начальником, который его разозлил, иначе потеряет работу. Он придет домой и поругается с женой, жена — отшлепает ребенка, ребенок — побьет собаку.

Именно из-за смещения люди, чьи партнеры неверны, часто больше ненавидят «коварных соблазнительниц», «разрушителей семей», чем изменщика. Если обвинить партнера — тот может покинуть, так что безопаснее злиться на того, с кем изменили.

Психоаналитики также считают, что смещение — источник фетишей: эротический интерес смещается, допустим, с гениталий на ноги, потому что в прошлом человека испугало нечто, ассоциирующееся с вульвой или членом.

Расизм, сексизм и шовинизм любого рода тоже тесно связаны со смещением. Общество находит «козла отпущения» — и обвиняет его во всем. Например, эмигрантов — в безработице.

От любви до ненависти один шаг — наглядная иллюстрация реактивного образования. Психика меняет эмоции на противоположные. Таким образом устраняется тяжелая для психики, но абсолютно нормальная амбивалентность чувств или происходит защита от угрозы.

Например, после расставания нежность к партнеру забывается и остается только злость. Легче чувствовать так, чем переживать всю гамму эмоций разом — вместе с тоской, ревностью, одиночеством. И это действительно может поддержать в самое тяжелое время, главное — не потерять контакт с чувствами полностью.

Стокгольмский синдром — более экстремальный пример реактивного образования. Жертва влюбляется в агрессора, тем самым неосознанно стремясь обезопасить себя. Ее настоящие чувства — страх, ненависть — трансформируются в желание быть рядом.

Реверсия — это патологический альтруизм, когда человек заботится о других, а не о себе. Он нуждается в поддержке, но не может ее попросить. Возможно, он считает такую просьбу стыдной, потому что это признак слабости. Или уверен, что ему откажут. Тогда он начинает относиться к другому человеку так, как хотел бы, чтобы тот относился к нему, — и идентифицирует себя с ним. Например, ему хочется, чтобы партнер утром сделал приятное — приготовил кофе и завтрак, и начинает делать это сам.

Плюсы этой психологической защиты — человек активно что-то делает и, возможно, улучшает отношения с окружающими. Минус в том, что он не осознает свои потребности и они остаются неудовлетворенными.

Наверное, самая приятная и конструктивная из психологических защит. Прибегая к сублимации, мы не подавляем негативные чувства, а превращаем их во что-то. Боль из-за расставания — в стихи и песни, злость на начальника — в занятия спортом, тревогу из-за долгов — в тщательную уборку дома. Именно такое поведение Зигмунд Фрейд считал признаком настоящей психологической зрелости.

Минус сублимации — если постоянно к ней прибегать, проблемы так и останутся нерешенными. Также человек может слишком сильно погрузиться в занятие, выбранное для сублимации, и игнорировать весь остальной мир. Еще можно стать зависимым от страданий: те дарят вдохновение, поэтому желание от них избавиться может быть не таким уж сильным, особенно у творческих людей.

Многие в детстве и юношестве имели кумиров. Кто-то хотел быть космонавтом как Гагарин, кто-то — храброй и умной как Гермиона Грейнджер, а кто-то — таким же сильным и добрым, как папа. Восхищаясь ими, дети обычно пытаются стать на них похожими. Взрослые тоже этому не чужды — просто их герои обычно другие, например успешные стартаперы. В такой сознательной попытке стать «как кто-то» и проявляется психологический механизм идентификации.

Идентификация, если ее объект выбран правильно, может принести много пользы. Благодаря ей можно успешно пройти социализацию в детстве, научиться сострадать другим и упорно трудиться. Но можно выбрать кумиром и того, кто проявляет агрессию и обладает другими неприятными качествами. А еще в стремлении походить на кого-то можно потерять себя — перестать понимать свои ценности, желания и чувства.