«Не грущу, даже если кто-то умер»: как я живу с шизотипическим расстройством

Меня зовут Костя, мне 26 лет. У меня шизотипическое расстройство.

Я немного странный, эмоционально холодный и часто не понимаю, что приемлемо говорить, а что — нет. Иногда я слышу голоса, когда все вокруг молчат. Еще верю в то, что другие считают выдумкой.

Но я не считаю, что иметь шизотипическое расстройство — неудача. В прошлом это действительно часто мешало мне общаться и строить здоровые отношения. Однако со временем я научился дружить и любить тех людей, которые могут понять меня и мои ментальные особенности.

Сейчас я рассматриваю свое расстройство скорее как суперспособность: благодаря ему я лучше других справляюсь со стрессовыми ситуациями, когда обычные люди паникуют.

В этой статье я поделюсь своим путем к постановке диагноза, излечению от депрессии, частично связанной с шизотипическим расстройством, и принятию себя и своих особенностей.

Обычно людей с шизотипическим расстройством считают чудиками. Они необычно одеваются, говорят невпопад, пространно формулируют мысли и имеют особенную, непохожую на других манеру речи. Но мне в детстве никто не говорил, что я странный. Или по крайней мере я этого не помню.

Я сам начал замечать, что отличаюсь от других. Впервые — когда мне было лет четырнадцать. Наблюдая за другими подростками и взрослыми, я понял, что иначе переживаю многие события. Обычно я абсолютно спокоен и невозмутим, когда остальные боятся, злятся, грустят или, наоборот, бурно радуются. Например, плохие оценки меня не расстраивали. Конец учебного года воспринимался не как повод для ликования — «начинаются каникулы, больше никакой зубрежки!», — а просто как данность. Как я потом узнал, такая безэмоциональность типична для шизотипического расстройства.

Из-за этого меня то и дело называли холодным и отстраненным. Видимо, поэтому в школе у меня практически не было друзей, хотя я всегда любил общаться с людьми и узнавать от них что-то новое. Возможно, во мне было что-то еще, из-за чего другим казалось, что я «с приветом», но оценить это я не могу — себе-то я всегда казался нормальным, а странным считаю всех остальных с их излишней эмоциональностью.

Большую часть времени я проводил в компьютерных играх, фильмах и книгах, а оставшуюся, совсем небольшую — с родственниками и немногочисленными приятелями. И моя жизнь меня устраивала, меняться мне не хотелось.

После школы я поступил в педагогический университет на факультет иностранных языков. Вокруг было много девушек. С несколькими я дружил, а в одну влюбился. Тогда-то моя жизнь и перестала мне нравиться.

Сначала я сам не понял, что влюбился: не привык к таким сильным чувствам. Сам удивлялся себе и думал: неужели другие часто так обостренно чувствуют? До этого меня никто так не интересовал, я ничего подобного не ощущал.

Разобравшись наконец, что я просто влюбился, я оказался совершенно бессилен. Просто не представлял, как и о чем говорить с девушкой, предпринимал попытки ухаживания, например пригласить ее куда-нибудь, даже признавался ей в своих чувствах, но каждая попытка оборачивалась крахом. Девушка отказывалась от приглашений, аккуратно переводила все в шутку, и я оставался во френдзоне.

Неудача следовала за неудачей, и я начал постоянно думать, что ничтожен: неуверенный в себе, неинтересный, скучный, не умею общаться. Отказы только подтверждали это.

В конце концов я сдался — перестал предпринимать попытки сблизиться, но ощущение собственной ничтожности и постоянные тоска и грусть остались. Немного помогали занятия спортом, а еще книги и фильмы — я погружался в них с головой.

От месяца к месяцу я стал все больше погружаться в себя, терять интерес к жизни, все больше времени проводил в одиночестве. Меня покинуло ощущение реальности моего существования: мир виделся мне в блеклых и серых красках, я чувствовал себя как робот. Начались проблемы с концентрацией внимания и памятью — и, соответственно, в вузе.

К середине первого курса из моей жизни почти исчезли положительные эмоции. Я стал чаще пить и начал думать о суициде, хотя боялся воплотить эту идею.

Я понимал, что все это говорит о серьезных проблемах с психикой, и решил сам с помощью интернета поставить себе диагноз. Прочитав десяток статей на английском, я понял, что у меня депрессия. Тесты, которые я прошел онлайн, — например, шкала депрессии Бека, — подтвердили мои догадки.

Я понимал, что результат теста не равен диагнозу врача. И по совету друга отправился со всеми своими симптомами и жалобами к психиатру и получил официальное подтверждение: у меня депрессия.

Я стал пить антидепрессанты и вернулся, казалось бы, в свое прежнее состояние до болезни. Я был рад снова быть живым и общительным. Однако продлилось это недолго, так как я решил снова сблизиться с девушкой, в которую был влюблен.

На этот раз я уже получил четкий ответ, что можем быть только друзьями. Конечно, меня это сильно расстроило. Но я решил, что мне нравится само чувство к ней, а всех остальных преимуществ отношений мне и не нужно. Так было удобнее.

Я самостоятельно решил перестать принимать антидепрессанты — думал, все равно они свое дело сделали и уже больше не помогали. Не думал, что это обернется чем-то плохим. Однако я пережил синдром отмены антидепрессантов: депрессия вернулась, а вместе с ней и старые проблемы: тревога, бессонница, проблемы с памятью и концентрацией внимания. Но появилась и новая проблема — панические атаки.

Я снова обратился к психиатру — уже другому. Он долго разговаривал со мной — не только о депрессивном состоянии сейчас, но и о моем прошлом и отношениях с другими в настоящем. Он хотел узнать, как я мыслю и чувствую. Я подробно ответил на все вопросы и получил не только новый рецепт на антидепрессанты, но и новый диагноз — шизотипическое расстройство.

Как оказалось, депрессия — частый спутник такого рода расстройств: из-за особенностей человеку сложно адаптироваться в обществе, и это ухудшает его ментальное состояние. Суицидальные мысли — тоже обычное дело: люди с шизотипическим расстройством часто пытаются совершить самоубийство.

Вот главные мои особенности, которые, по-видимому, и стали причиной для постановки диагноза.

Мои чувства обычно не такие яркие, как у других людей. Человеку с шизотипическим расстройством свойственен так называемый уплощенный аффект — это прежде всего выражается в стертых, неинтенсивных эмоциях. В ситуациях, которые по идее должны вызывать сильную реакцию, он ничего не чувствует или чувствует малую толику того, что должен. Это точно описывает меня.

Например, пять месяцев назад у меня родилась племянница. Пару раз я ее видел, ничего особенного не испытал. Все родственники радовались, умилялись. Я же смотрю на нее и думаю: ну, родилась и родилась, ладно. Никаких восторгов.

В начале пандемии не стало моих бабушки и дедушки. Я их любил — насколько это позволял мой эмоциональный диапазон. Но на похоронах я не чувствовал грусти. Окружающие казались очень эмоционально вовлеченными в процесс, горевали вместе друг с другом. Мои же эмоции можно описать так: да, смерть — плохо, человек был прекрасный, да, весело было с ним, но все не вечные. И все. И сейчас я тоже ничего особенного по этому поводу не чувствую.

В более повседневных ситуациях я так же спокоен. Я работаю в логистике. Если что-то пошло не так, начальник паникует, что мы теряем деньги, и суетится, мне не горячо и не холодно, в принципе. Я просто понимаю, что все плохо. Но какого-то эмоционального отклика это не вызывает, я чувствую себя нормально. Просто делаю, что могу, чтобы улучшить ситуацию.

В отношениях такая особенность немного мешает. Часто люди хотят, чтобы ты порадовался вместе с ними, в том числе какой-то мелочи, например, что красивое фото получилось. Я же не восхищен — фото как фото. Говорю — да, ничего. А человек обижается.

Правда, бывают и случаи, когда я реагирую более эмоционально, чем другие, неадекватно сильно, если рационально оценить ситуацию. Например, меня приводит в настоящую ярость техника, которая тормозит, глючит, тупит. Зависнувший компьютер — самое раздражающее, с чем я сталкивался. Даже если какая-то ерунда на велосипеде стучит — я уже неистовый. Так не у всех, как я понимаю.

Мои перцептивные переживания — необычные. Искажения восприятия типичны для человека с шизотипическим расстройством. Например, он может чувствовать, что рядом кто-то сидит, хотя никого нет. Или лежать в кровати и ощущать, что парит над ней. Или слышат несуществующий голос, который шепчет их имя.

Со мной такое происходило в 19—20 лет. Помню один случай на даче. Там всегда тихо: восемь-девять домов рядом и все, дальше лес и озеро. Я ложусь спать на первом этаже нашего домика и слышу, будто кто-то сверху шепчет. Поднимаюсь — никого нет, все тихо. Спускаюсь, засыпаю, опять шепот, снова наверху никого не нахожу. Такая вот звуковая иллюзия.

Еще я переживал так называемое состояние деперсонализации и дереализации. Нет ощущения, что я — это я в своем теле. Как будто смотришь на тело со стороны. А еще предметы видятся странно: отчужденно, незнакомо, искаженно. Все черное, максимум — серое. Такое случалось со мной до того, как я начал принимать антидепрессанты, сейчас — гораздо реже. Когда только начал принимать таблетки и они подействовали, мир внезапно оказался невероятно ярким.

Мое мышление тоже странное. Один из критериев постановки диагноза «шизотипическое расстройство» — это необычные убеждения или магическое мышление. Некоторые верят в НЛО и экстрасенсов. Я же считаю, что могу управлять людьми через определенные слова, действия или предметы. Например, наблюдал за людьми, составлял пару фраз и озвучивал, заставляя их ссориться. Просто так, чтобы посмотреть и получить подтверждение своей способности.

Психиатр во время диагностики попросил пояснить, что я имею в виду, говоря, что могу влиять на людей. Я просто бросил ручку, которой тогда писал, в другой конец кабинета. Он спросил, зачем я это сделал, ведь теперь нужно идти и поднимать ручку. И я объяснил: если бы я не бросил ручку, он бы все это не сказал. Соответственно, я уже повлиял на ход событий.

До того как врач диагностировал мне расстройство, мне казалось, что мое влияние на людей максимально очевидно, что это действительно так и работает. Думаю, что до сих пор в это частично верю.

У меня мало близких людей. Человек с шизотипическим расстройством часто живет в одиночестве — по многим причинам. Во-первых, социальные взаимодействия для него не так интересны, как для других. Во-вторых, он часто испытывает сильную тревогу во время общения. Во-вторых, ему сложно строить отношения из-за того, что он плохо распознает свои и чужие эмоции, а еще ему сложно выражать то, что он чувствует, и отреагировать на это так, как принято и считается нормальным.

Не могу сказать, что не люблю общаться и боюсь это делать: мне всегда были интересны социальные взаимодействия. Но правила таких взаимодействий я понимаю плохо. И это делает их даже более занимательными — мне интересно изучать, как их правильно осуществлять. Кроме того, мне кажется, что человеку с шизотипическим расстройством не так уж тяжело переносить одиночество — лично мне помогает мир иллюзий, в которые я люблю погружаться: игры, фильмы, книги, собственное богатое воображение.

Проблемы с распознаванием и выражением эмоций — это точно про меня. Такую особенность называют алекситимией, и у меня она сильно выражена, как показала Торонтская алекситимическая шкала.

Несмотря на алекситимию, я вполне доволен своим окружением. Сейчас я дружу в основном с теми, у кого также есть какие-нибудь расстройства. У одного друга биполярное аффективное расстройство, например. Судя по моему опыту, люди с ментальными особенностями лучше понимают и принимают друг друга.

Допустим, я не испытываю сильных чувств и не радуюсь за других, если в их жизни произошло что-то хорошее. Люди с расстройствами это понимают, у них же и свои особенности есть, так что в общении с ними у меня проблем никогда не было.

Люди без расстройств — другое дело. С такими подругами и друзьями у меня часто случались моменты недопонимания, даже ссоры, с некоторыми с трудом удалось сохранить приятельские отношения. Конфликты связаны с тем, что я плохо понимаю, что приемлемо, а что — нет. Например, могу грубо пошутить, не понимая, что не в кругу самых близких это неуместно или что шутка может обидеть.

Я странно выгляжу. Человека с шизотипическим расстройством обычно описывают как чудаковатого и эксцентричного. В том числе это выражается в том, как он одевается. В диагностических критериях его внешний вид описывается как «несоответствующий культурным нормам».

В себе я ничего эксцентричного не замечаю. Но признаю, что вечно хожу в одной и той же заношенной и потертой одежде. Замечаний мне никто никогда не делал, кроме брата, который то и дело говорит: ходишь в рванине какой-то, купи нормальную новую одежду.

Еще среди диагностических критериев шизотипического расстройства — странная речь без явной связности, но мне кажется, что это не про меня. Если же все-таки мне это свойственно, то мне в жизни попадались исключительно тактичные люди, которые никогда не обращали на это внимание.

Когда я узнал про свое расстройство, мне стало понятнее, что я за человек. Но наличие шизотипического расстройства беспокоило меня гораздо меньше, чем депрессия.

Чтобы вылечить ее, я по совету психиатра отправился на психотерапию. С психотерапевтом мы работали в когнитивно-поведенческом подходе — недолго. Специалист мне не подошел, так как не понимал моих проблем, убеждал, что проблем как таковых нет — «все в вашей голове, сейчас быстро это исправим». Сменив еще двух психотерапевтов, которые тоже показались мне некомпетентными, я нашел подходящего специалиста. Но он уже был психиатром.

Антидепрессанты далеко не сразу избавили меня от депрессии. Я снова думал о суициде, не мог нормально учиться и взял академический отпуск после третьего курса. Вместо учебы вышел на работу, получил много новых впечатлений — и уже после того, как депрессия стала ослабевать, вернулся в вуз.

Адаптироваться было сложно: новая группа, новые преподаватели. Но подружиться с несколькими девушками удалось, а потом я смог выйти в стабильную ремиссию — вылечился от депрессии.

Сейчас моя жизнь снова мне нравится. Я работаю в логистической компании, уже три года встречаюсь с девушкой. Отношения с ней помогают не поддаваться негативному мышлению и чувствовать себя нормальным. Как и отношения с друзьями — мне с ними повезло, и общения мне хватает, избегать всех и погружаться в книги и фильмы мне больше не хочется.

Шизотипическое расстройство не мешает мне жить полноценно. Более того, я считаю, что помогает. Хладнокровие позволяет мне рационально мыслить и адекватно реагировать тогда, когда другим мешает стресс.

Единственная сфера, где расстройство все же приносит проблемы, — это коммуникация. Особенно — с девушкой. У нее свои расстройства, и иногда мы друг друга не понимаем и ссоримся. Иногда конфликты происходят из-за моей холодности. Но я не могу просто взять и сделать свой мозг более эмоциональным. Как и она — изменить свои ментальные особенности. Но в итоге мы все равно приходим к согласию. И мне кажется, это нормально — периодически не понимать друг друга, если удается сохранять доверие и близость.