Борис Титов: «Стране нужен малый бизнес»

— Мне вот слово «предприниматель» нравится больше, чем «бизнесмен».

— Мне тоже. «Предприниматель» — правильное слово. Оно означает «делать», и неважно где: в науке, культуре или армии. Мы создаем политическую партию, и ориентируемся именно на таких людей: они хотят изменить мир и думают, что будет завтра. Мы называем их «люди дела».

— Расскажи о себе.

— Я родом из Советского Союза. Прошел школу, пионерию, комсомол. Я был общественником ещё с пионерских времен. Смог поступить в МГИМО, хотя жил с родителями в коммуналке.

Пока учился, страна изменилась: прозвучал сигнал об экономической свободе и мы стали строить компании. Поэтому после МГИМО ушел во внешторг, потом на советско-голландское предприятие, получил опыт и создал в 91-м группу компаний «Солвалуб». Управлял бизнесом из Лондона.

Мы делали полезные вещи — нефтепродукты. Заводы стояли под Москвой, в Перми, Кировской области. Один из заводов продали ЛУКОЙЛ-Нефтехиму. В общем, большая была компания.

Успеха мы добились. Например, одна из наших компаний, «ИнтерХимПром», довела собственный бизнес до 10% мирового рынка аммиака. Наш козырь был в том, что мы префинансировали экспорт. Денег в экономике нет, а мы предоплачиваем аммиак и химию на шесть месяцев вперед — вот поэтому цепочка заработала. Нам помогали западные банки.

Перед кризисом компанию продал. Подумал, что всех денег не заработаешь и стоит двигаться дальше. Да и жизнь немного побила: была непростая ситуация с руководством «Межрегионгаза», даже маленькая войнушка.

— Дорого продал?

— Дешевле, чем мог бы сейчас. Когда я уходил, аммиак стоил 60 долларов, а полгода назад — 230 долларов. Сейчас бизнес другой и стоит он других денег.

— Чем занялся после кризиса?

— У меня оставались ещё активы, и я их развивал. Через какое-то время всё продал и начал интересную тему — компанию «Абрау-Дюрсо». Для меня это был классный проект, на нем я проверил свои силы. Когда стал уполномоченным по защите прав предпринимателей, оставил бизнес.

— Что нужно, чтобы бизнес развивался?

— Кредиты. Без опережающего предложения денег не будет движения в экономике. Инвестиции не придут. Поэтому мы говорим: «Государство, ты должно быть более активным, должно вести политику, как это делают американцы, европейцы, китайцы и японцы».

— Как государство может инвестировать?

— У нас два механизма: через Фонд развития промышленности и рефинансирование коммерческих банков, под облигации. Это ещё и сильный толчок: с рынка облигаций начинается рынок ценных бумаг, а в России — он еще в зародыше.

— Второй механизм более логичный, потому что банки умеют отсеивать проекты. Не понимаю, как работает Фонд. Расскажи про него.

— Фонд работает как инвестиционный банк, только на государственные деньги.

Чтобы получить финансирование, предприниматель готовит заявку. Ее оценивает команда бизнесменов, которые постоянно сидят в Фонде. Они решают — давать деньги или нет. Решение принимают все вместе.

Фонд дает деньги без залога или под залог оборудования, которое предприниматель покупает в рамках проекта. Риски, конечно, есть. Но это рыночные риски, которые есть у всех и всегда. Одобренные проекты работают, как надо — невозврата денег не было.

Правда, денег мало: заявки лежат на сумму свыше 600 млрд рублей, а в Фонде — 20 млрд рублей.

— Государство хочет развивать малый и средний бизнес?

— Когда у тебя есть нефть, ты можешь спокойно качать её на Запад, получать огромные деньги, и ни о чём не думать. Но сейчас нефть дешевле, чем раньше. Поэтому доходов для государства нет, сегодня надо смотреть, где и как зарабатывать по-новому.

Есть два сценария. Первый — back to USSR: возвести стены, консервировать свою неэффективность и распределять все по карточкам. Понятно, что мало кто этого хочет. Второй сценарий — развивать малый и средний бизнес. Те, кто занимается экономикой и правом в стране, понимают, что у государства нет другого пути.

— Давай вернемся к партии. Над чем сейчас работаете?

— Наша главная задача — пройти пятипроцентный барьер. Так мы сформируем депутатскую фракцию. Нас часто спрашивают: «Зачем вам это? Вы можете работать с „Единой Россией“ и проводить через нее законы». Мы действительно решили много вопросов с помощью «Единой России», например, провели закон о страховании вкладов индивидуальных предпринимателей. Но у собственной партии больше плюсов.

С «Единой Россией» так: даем им законопроект, они вносят его в думу, законопроект идет правительству на отзыв. Если приходит отрицательный ответ, то уже никто не узнает о существовании законопроекта. Если мы самостоятельно внесем законопроект в думу, то обязательно поставим на голосование. Тогда при любом ответе правительства все узнают, кто «за», например, страхование вкладов юридических лиц, а кто «против».

— Что тебя мотивирует в политике?

— Эта тема меня давно зацепила. Когда был бизнесменом, еще при больших химических и прочих минерально-удобренческих активах, начались проблемы. Я понял, что должен смотреть не только на свой бизнес, а шире — на ситуацию в целом, на экономику страны.

Поэтому стал членом Российского союза промышленников и предпринимателей. Меня пригласили как младшего, там уже были потанины, фридманы, дерипаски и ходорковские. Вместе сделали, например, комиссию по этике против корпоративных войн и рейдерских захватов.

Помнишь, была война между Смушкиным и Дерипаской из-за целлюлозных заводов? (Захар Смушкин — председатель совета директоров Группы «Илим», Олег Дерипаска — владелец компании «Базовый элемент»). Мы решили их конфликт с помощью одного рычага давления — общественного мнения.

Потом занялся газовой реформой. Было интересно собрать академиков и профессоров для этого дела. Я сижу такой, учебники только читал, а тут — ученые, и мы вместе разрабатываем систему перестройки газового рынка. Мы ее сделали и даже подписали у «Газпрома». Но потом изменилась ситуация, запускать не стали.

Позже понял, что Российский союз промышленников и предпринимателей помогал в основном крупному бизнесу. Был там человек, который отвечал за малый бизнес, и его направление закрыли: «Да ну зачем нам это? Мы тут 92% ВВП. Зачем нам малый бизнес?».

Я подумал, что вообще-то стране нужен малый бизнес. Тогда мы с коллегами сделали «Деловую Россию». Я отдал ей десять лет и прошел большую школу: стал смотреть макроэкономические процессы и готовить доклады для президента.

Через какое-то время понял, что «Деловая Россия» не может всем помочь. Поэтому мы обратились к президенту с предложением создать институт уполномоченного по защите бизнеса. Как у нас: кто предложил, тот и делает.

— Какими результатами гордишься?

— Самое большое достижение — амнистия предпринимателей. Это была большая группа товарищей — 2466 человек, судьба которых изменилась к лучшему. Приходится еще с уголовкой бороться, и для нас это самые тяжелые обращения. Освободили, наверное, человек 50.

Чтобы помочь предпринимателям, мы проводим независимые экспертизы — нам помогают 60 с небольшим адвокатских бюро и юридических компаний. Но вытащить удается не всех: сейчас человек десять сидят в СИЗО или под домашним арестом, хотя они не виноваты.

Вот по Полонскому провели четыре экспертизы, и мы считаем, он не виноват. У него не было умысла: он вложил в проект больше денег, чем получил от вкладчиков.

— Расскажи, что ты хочешь изменить в экономике.

— Должна быть комплексная программа: налоги, тарифы, суды, даже электронное государство, которое как раз антикоррупционное.

Но главное — необходима экономическая свобода. Только огромное количество людей, живая экономика, которая движется и растет, может стать основой будущего. Все должно быть подчинено экономическому росту, а не стабилизации. Сейчас мы пытаемся сохранить, что есть: не инвестируем, не бежим, мы стоим и ждем, что будет дальше.

Так это не работает. Это уже мертвая экономика больших монстров, нефтяных и финансовых. Ты хорошо это знаешь: если велосипед остановится, он упадет. Поэтому нам нужно движение вперед и драйв.