«Это то, на что зали­пает мозг»: почему дети так любят страшилки

Кого-то может тревожить интерес ребенка к страшным историям и игрушкам-монстрам вроде Хагги Вагги и Лабубу.

Но если разобраться, страшное есть в сказках и играх, знакомых взрослым с детства. Мы поговорили с кандидатом психологических наук, доцентом кафедры психологической антропологии Института детства Московского педагогического государственного университета Екатериной Трифоновой о том, почему детям нравятся ужастики, как это может на них повлиять и стоит ли запрещать страшные книги и игры.

— Во многих мультфильмах и народных сказках есть пугающие персонажи. Почему тогда родителей беспокоят очередные страшные игрушки и ужастики?

— Дети любили ужастики во все времена. Достаточно вспомнить сказки братьев Гримм или про Бабу-ягу, Кощея Бессмертного и другую нечисть. В детских лагерях по вечерам дети всегда любили рассказывать друг другу истории про черную комнату с черной дверью, желтые занавески или гроб на колесиках. А до Хагги Вагги и Лабубу многие играли в куклы «Монстр-хай» с клыками, шрамами и прочими монструозными атрибутами.

В том, что дети интересуются чем-то страшным, на самом деле нет ничего плохого. Тем не менее взрослых это беспокоит. Возможно, они думают, что такие увлечения могут негативно влиять на развитие. Конечно, взрослым хочется верить, что причина в каком-то внешнем факторе. Почему бы и не страшная игрушка? Или ребенок плохо себя ведет — значит, виноваты вот эти монстры, которых подсовывают маркетологи.

Но так родители пытаются переложить ответственность на то, что им самим не очень нравится. А сложности с речью возникают в том числе из-за того, что общение с близкими взрослыми или сверстниками все чаще заменяют гаджеты.

Вместо активных игр во дворе ребенок сидит дома со смартфоном. А ведь речь развивается в социуме. Маленький ребенок улавливает слова из игр и видео и может даже повторять их, но для развития речи он должен слышать их в контексте ситуации. Развитие идет от действия к мысли, и речь здесь — главный инструмент. А еще, постоянно зависая дома на диване, дети не могут реализовать свою природную активность, и она выливается в разные формы поведения, которое взрослый расценивает как плохое.

Думаю, что не нужно перекладывать ответственность за какие-то проблемы на страшные игрушки, книги и игры.

— А почему детям так нравятся страшилки?

— Прежде всего, ребенок может чем-то заинтересоваться, потому что это модно. Когда Лабубу есть у друга, тебе тоже ее хочется. Это как с последней моделью айфона у взрослых.

А еще всевозможные ужастики могут вызывать значимые для ребенка эмоции. Это своего рода удовольствие. Например, когда ребенок смотрит страшный мультфильм, он переживает примерно те же эмоции, что и на трассе веревочного городка. Он гордится собой: «Было страшно, но я справился».

Почему у нас так много сказок про Бабу-ягу, Кощея Бессмертного? Потому что раньше людей на каждом шагу подстерегали опасности, и подобные сказки служили своего рода прививкой. Когда человек впервые сталкивается с чем-то пугающим, он теряется и не знает, как себя вести. Если же он проживает похожие эмоции, слушая сказку, у него выстраивается в голове схема, как поступить в случае реальной опасности. И когда он с ней сталкивается, ему уже не так страшно.

Если ребенок развивается нормально и у него хорошие отношения с родителями, его интересует весь мир в его многообразии, в том числе ужастики. Но кто-то поиграет с монстром и отложит, а кто-то им заинтересуется.

Для некоторых детей страшные игрушки могут выполнять ту же роль, что и сказки про Кощея для наших предков — быть инструментом снижения стресса. В одном исследовании российские ученые смотрели, какие игры предпочитают дети, которых отвергают сверстники. Оказалось, для таких детей страшные игрушки выполняют психотерапевтическую функцию — помогают ребенку пережить реальность, сбросить накопившееся напряжение и стать психологически более устойчивым.

— Как интерес к страшилкам может повлиять на психику ребенка?

— По сети последние лет 15 гуляет такая фраза: «Главная угроза для неокрепшей детской психики — это неокрепшая взрослая психика». А все остальное может стать только триггером для проявления детского страха.

Еще в 1860-х годах российский педагог Константин Ушинский писал: «Вы купите для ребенка светлый и красивый дом, а он сделает из него тюрьму; вы накупите для него куколки крестьян и крестьянок, а он выстроит их в ряды солдат; вы купите для него хорошенького мальчика, а он станет его сечь. Он будет переделывать и перестраивать купленные вами игрушки не по их значению, а по тем элементам, которые будут вливаться в него из окружающей жизни, — и вот об этом-то материале должны более всего заботиться родители и воспитатели».

Игрушка, мультфильм или книжка вторичны. Первичны только социальные отношения, в которые попадает ребенок. Под «социальными отношениями» я имею в виду не только семейное благополучие, но и то, как взрослые моделируют пространство, в котором ребенок находится.

Разве взрослые не погружены в ужастики? Языческие праздники, Хеллоуин, День мертвых в Мексике — любовь к страшилкам у нас в крови. Поэтому родителям надо беспокоиться не о том, чтобы оградить от них ребенка, а о том, чтобы поддерживать доверительные отношения с ним. И тогда, даже если взрослого особо насторожит какой-то страшный мультик или игра, можно будет всегда обсудить их с ребенком и при необходимости скорректировать восприятие.

Достаточно вспомнить Корнея Чуковского: «А лицо у Бармалея все добрее и милее». Например, можно представить, что у Хагги Вагги или Лабубу улыбка не зловещая, а добрая, — и разыграть веселую сценку. Или вспомнить, как Карлсон нарисовал на белой простыне страшную рожицу, сделал прорези для глаз и накинул ткань на себя, чтобы напугать грабителей. Злые и пугающие персонажи могут менять свое внутреннее содержание в зависимости от контекста.

А иногда достаточно просто присмотреться к тому, как играет ребенок, чтобы увидеть: монстр на самом деле добрый. Не надо додумывать за ребенка. Страх может быть лишь в представлениях взрослого, а не в сознании, действиях или сюжете детской игры.

— Если родители сами любят страшное кино, стоит ли запрещать его смотреть ребенку?

— Если родители часто смотрят триллеры и ужастики, они создают культурный контекст и ребенок воспринимает подобные фильмы как норму. Но заинтересуется он этим или нет, во многом зависит от него самого. Это как с чтением: если родители читают, это не означает, что ребенок тоже полюбит книги.

Вопрос скорее в том, какую стратегию поведения выберет в этом случае родитель. Допустим, он боится, что ребенок тоже заинтересуется ужастиками. Он сам перестанет их смотреть? Или будет запрещать ребенку это делать?

Второе — не лучшая стратегия. Ребенок не всегда понимает, какую цель вы преследуете, совершая какое-то действие, и, возможно, воспримет это как проявление нелюбви. Это может негативно сказаться на его отношениях с родителями, начать подтачивать их, что намного хуже, чем просмотренный ужастик.

Запрещая страшилки, взрослый пытается подавить свой социальный страх  . Причем даже не за ребенка, а за то, что окружающие оценят его как плохого родителя. Поэтому он хочет, чтобы ребенок был идеальным, и ограждает его от страшных и непристойных вещей.

Но любой запрет вызывает обратную реакцию. Так, если на столе лежит конфета, ребенок может и не обратить на нее внимание. Но стоит сказать, что ее нельзя есть, как ребенок сразу же ее захочет. Или вспомните сказку про Синюю бороду. Как только сказали, что в одну комнату нельзя заходить, героиня сразу же в нее вошла.

Так что интерес к страшилкам могут провоцировать и сами родители. С одной стороны, за счет запретов. С другой, за счет чрезмерного внимания.

— Как быть, если ребенок после просмотра ужастика начал бояться, например, темноты?

— Ребенок боится не темноты, он просто проецирует на нее свой страх. На самом деле это генетический страх остаться одному. Он может развиться, если взрослый не проявляет безусловную любовь к ребенку. Это базисная потребность и базисный страх, как правило, неосознаваемый. А проецируется ли он на волка, темноту или паука — это уже частности.

Если ребенок чего-то боится, значит, есть болевая точка в его отношениях со взрослым. Например, взрослый слишком требователен к ребенку и тот боится не оправдать его ожидания. Бывает и так, что детям не хватает внимания родителя. А когда мы тревожимся, то стараемся заякорить свой страх, и этим якорем может стать что угодно.

Вспомним фильм «Варвара-краса, длинная коса». Царь Еремей решил проверить и пересчитать все в своих владениях. Оставил жену дома, а сам отправился в поход. На обратном пути захотел напиться из колодца в лесной чаще, но его схватил за бороду подводный царь Чудо-юдо. В обмен на свободу Еремей согласился отдать Чуду-юду то, что он в своем царстве не знает. А вернувшись домой, узнал, что у него родился сын. Именно его он и пообещал отдать подводному царю.

Хороший, добрый фильм. Но когда я увидела его будучи ребенком, стала думать о том, что в любой момент из унитаза может высунуться рука, и Чудо-юдо меня тоже схватит. Родителям я побоялась об этом говорить. Даже когда приснился кошмар, где меня схватила рука из воды, все, что я, дошкольница, смогла выдавить из себя, было: «Рыбка за палец укусила». Родители посмеялись, а страх еще долго жил со мной.

Поэтому важно внимательно отнестись к эмоциональному состоянию ребенка, не высмеять, каким бы нелепым ни казался страх, а поддержать. Так ребенок почувствует поддержку, и ему будет проще справиться со своими страхами, даже если про них трудно говорить.

Дети могут придумать очень многое даже без страшных игрушек. Поэтому надо работать не со страшилками, а со страхом.

— Когда родителям стоит насторожиться?

— Когда портятся отношения с ребенком. А это бывает, если родитель излишне требователен, резок. Если ему кажется, что стоит сделать поблажку — и ребенок начнет плохо себя вести. Но дети срываются с цепи, когда их на этой цепи держат. Человеческие отношения позволяют выравнивать любые проблемы, которые возникают. А страшные игрушки, книжки, сказки, фильмы на самом деле интересны, и их можно обсуждать с ребенком.

Каждый ребенок знает, готов ли он воспринять ту или иную информацию и переступить ту или иную черту риска. Если страшно смотреть ужастик, он просто закроет глаза и попросит взрослого сказать, когда эта сцена закончится. Это означает лишь то, что пока он к этому страху не готов.

Так, для ребенка трех или четырех лет по-настоящему страшной может быть ситуация, когда волк врывается к семерым козлятам без мамы. А семилетка наверняка отнесется к этому более спокойно.

Восприятие страха зависит от многих факторов, в том числе от впечатлительности ребенка и степени развития его воображения. Доктор психологических наук Ольга Дьяченко в своих исследованиях показала, что, когда формируется воображение, в какой-то момент ребенок начинает многого бояться. Но когда функция уже сформирована, он отделяет воображаемый образ от реального, то есть понимает, что Баба-яга — это не настоящий персонаж, а сказочный.

Да и что считать страшным? Критерии выставляет взрослый, причем в разные эпохи эти критерии различались. Я люблю показывать студентам картину неизвестного немецкого художника, написанную в 18 веке, на которой изображена играющая девочка. У нее в руках очаровательная куколка, а на столе лежат игрушки, включая блюдо с отрубленной головой. Это отсылка к библейскому сюжету о Саломее, получившей голову Иоанна на блюде. Современные родители вряд ли дали такую игрушку своему ребенку. А во времена, когда была написана картина, детские игры часто несли моральный или религиозный смысл.

— Если ребенка, кроме страшилок, ничего не интересует, что это означает?

— Еще раз напомню: страшилки могут быть интересны время от времени любому человеку — и взрослому, и ребенку, потому что это своего рода удовольствие, которое можно получить безопасно для себя.

Страшилка — это то, на что залипает наш мозг как на что-то эмоционально яркое, но при этом безопасное. Но она же и бессмысленна, как фастфуд. Страсть к страшилкам я бы рассматривала как замещение настоящей жизни, в которой ребенку не хватает подлинных конструктивных человеческих эмоций.

Современную молодежь часто ругают, но вы посмотрите, сколько сейчас победителей олимпиад и конкурсов. Я бы всем родителям советовала посмотреть четырехсерийный сериал «Школа „Саммерхилл“». Там очень точно показано, что, когда ребенок чем-то увлечен, он движется как ракета.

Тогда ему не нужны «Тиктоки», триллеры и все остальное. Да, он как любой нормальный человек может это посмотреть, но он будет отдавать все силы той области, которой интересуется. И это прекрасно, потому что как раз в этом залог развития.

Но проблема в том, что современные родители часто выбирают за ребенка, считая какое-то дело важным для него. Забывают, что прежде чем что-то выбрать, надо многое попробовать в жизни. В итоге ребенок оканчивает, к примеру, музыкальную школу, а потом даже не притрагивается к музыкальному инструменту.

Эмоционально такой ребенок, поставленный в систему «надо, должен», опустошен. Ему нужны эмоции. И фильмы-страшилки, игры-страшилки восполняют недостаток жизни. Но ведь лучше наполнить саму жизнь, чем подменять ее суррогатами.

— Какие страшные, но милые книги можете порекомендовать?

— Не надо специально знакомить ребенка со страшилками, он все равно прочтет такие книги и посмотрит фильмы. Нечисть есть во многих русских сказках.

Потом, когда он немного подрастет, наверняка прочтет книги Туве Янссон о муми-троллях, «Волшебника Изумрудного города», «Хроники Нарнии», «Властелина колец», где много опасных ситуаций. Много страшных моментов есть и в классике. Достаточно вспомнить «Пиковую даму» Пушкина, «Штосса» Лермонтова или «Мастера и Маргариту» Булгакова.

Если же родители заметят, что ребенок чего-то испугался, его стоит обнять и доверительно поговорить. Только не превращать разговор в допрос с пристрастием, а, например, рассказать, чего в детстве боялись вы, или просто посидеть в обнимку. Если ребенок не готов к такому разговору, это тревожный звонок — отношения нужно налаживать.