«Жить нужно здесь и сейчас»: еще 6 историй о жизни в 90-е

В августе 1998 года в России произошел дефолт.

Спустя 25 лет вместе с читателями Т⁠—⁠Ж мы вспоминаем, как это было, — собрали уже вторую часть их историй о том времени.

В девяностые выбора в магазинах не было: никаких импортных вещей, никакого разнообразия продуктов. Да и магазинов в большом количестве тоже не помню.

Моя семья жила в селе, поэтому продукты были свои. Помню, как отец открыл частное предприятие: построили домашнюю пекарню и пекли хлеб на продажу. Все делали вручную.

Я окончила вуз в 1990 году с отличием, и вскоре мне пришлось заняться торговлей в палатке на рынке — на тот момент мы уже жили в городе.

Но самое интересное началось в 1992 году. Все вдруг стали ездить челноками за границу, в основном в Китай, Турцию и Арабские Эмираты. Летали на списанных самолетах, товары грузили в проходах самолетов — о безопасности тогда никто не задумывался.

Меня тоже отправили за товаром, снабдив деньгами от продажи дома в селе. Я полетела в Дубай. И там было все! Это был шок. Изобилие — начиная от продуктов и заканчивая зубными пастами, красками для волос, одеждой, мебелью, электроникой и сантехникой. Все это закупалось и привозилось в Россию, выгружалось на рынке и продавалось в считаные часы. На выручку покупались доллары — и обратно в Дубай.

В Эмиратах было все, в России не было ничего. Можно было возить все, и ничего не залеживалось. Все можно было перепродавать. Инфляция была бешеная. Цены росли, доллар рос не по дням, а по часам.

В конце девяностых я окончила школу экстерном и юридический факультет в одном из первых негосударственных университетов. До этого во время учебы летом поработала продавцом на ВДНХ, в палатке с картриджами для «Нинтендо». С той зарплаты купила себе сапоги, джинсы и билет на концерт.

Иногда помогала бабушке продавать газеты в переходах метро или парню — компакт-диски на Митинском рынке. Особенно запомнились зимние дни: рынок выглядел совсем иначе, все стояли на улице, а туалет был вагончиком — почему-то с писсуарами в женском. В конце 1997 года устроилась на первую работу.

Отдельно вспоминается, чем мы питались в те годы: поездки с родителями на оптовый рынок контейнерного типа за литровыми ведерками импортного майонеза, Киевский рынок с палками колбасы и сливочным маслом, печенье «Глаголики» коробкой с тогда еще работавшего «Красного октября». Супермаркетов не было, первый «Рамстор» открылся в конце девяностых, и до него нужно было ехать почти час. На Арбате был заграничный магазин с продуктовым отделом, там можно было купить настоящую мортаделлу в нарезку.

За несколько дней до дефолта я вернулась из своей первой поездки в Европу в гости к бойфренду, с которым познакомилась в чате. Это отдельная ошеломительная история, онлайн-знакомства тогда были совсем не такими, как сейчас. И так была в очень расстроенных чувствах из-за разлуки, а тут еще и дефолт. В один день обеднела в три раза. Зарплата в то время была привязана к доллару, и если до дефолта это были, кажется, 300 $ по курсу 6 ₽ за доллар, то после в рублях она осталась такой же, курс для расчета не изменился, а рыночный бахнул до 17 ₽. Фактически зарплата стала 100 $.

Хоть сбережений, конечно, не было, но хорошо помню попытки купить хоть что-нибудь по старым ценам, пока не все продавцы сориентировались. Подруга рассказывала, как, углубившись в учебу, сначала не заметила кризиса, а через несколько дней вышла из дома купить средства гигиены и обомлела от цены.

Компания с кризисом успешно справилась, хотя зарплату еще долго не пересчитывали по рыночному курсу — наверное, год. Но так было не у всех, коллеги в подразделении недвижимости тогда получали зарплату по курсу ЦБ и даже премии.

Помню, был корпоративный поход в кино на «Титаник», и они очень выделялись хорошей одеждой на фоне остальных. Мне красивую одежду шила подруга — начинающий модельер, обувь можно было покупать на складе компании. Даже тогда никогда не ходила в секонд-хенды. С качественным питанием, конечно, было не очень, о правильном питании тогда не знали. Сбережений не было, училась распределять расходы так, чтобы на необходимое хватало, включая поездки.

Наверное, абсурдно, но примерно в те годы я полюбила красивую жизнь. Сначала глянцевые журналы, потом поездки в Европу формировали вкусы и предпочтения, и быстро пришло понимание, что нужно много работать, чтобы получать желаемое. Причем за недорого — роскошная жизнь тех лет стоила намного дешевле, чем в 2020-х. Для меня главный урок девяностых: рассчитывай только на себя.

В девяностые родители выживали как могли: папа строил дачи новым русским, а мама работала уборщицей на заводе. Папа так и не смог привыкнуть к острому социальному неравенству и сильно пил. Мама часто плакала, что нечем кормить детей. А я с подружкой продавала поношенную одежду, которую нашла при расселении дома, — на мороженое нам хватало.

Брат поменял свой «Полароид» на приставку «Денди». Дома из-за приставки были постоянные баталии, доходило до откровенных скандалов: брат хотел играть со своими друзьями, а я — со своими. В основном играли в «Марио» и «Танчики».

В 1998 году, когда грянул дефолт, мне было 17. У меня была первая любовь, и финансовые проблемы меня не сильно заботили. А мама тогда лишилась работы и впала в уныние на несколько лет, папа запил еще сильнее. Я в то время старалась реже бывать дома.

Свекор купил квартиру в центре Питера за 11 000 $. А я умудрилась поработать в публичной библиотеке за 350 ₽ в месяц. Это не сильно расстраивало, пока меня не перевели в отдаленное отделение. Приходилось добираться на метро. Проездной билет стоил 450 ₽ — больше, чем вся моя зарплата. При увольнении меня даже в отдел кадров не пустили и трудовую книжку не вернули.

Единственный урок, который я тогда усвоила: жить нужно здесь и сейчас, потому что все может измениться в один миг.

Девяностые пришлись на мою школьную пору — я учился ровно с 1990 по 2000 год. Мы жили в маленьком райцентре Саратовской области. Родители работали инженерами на бывшем оборонном заводе, который в новых реалиях перешел на выпуск ширпотреба. Зарплату задерживали месяцами, но у бабушки с дедушкой была нормальная пенсия, потому что дед был почетным гражданином города. Мы хоть и не шиковали, но и не голодали.

Доход был такой, что мы могли покупать себе нужную одежду, но какую-то технику или дорогие игрушки типа «Лего» — нет. Большим праздником для меня был летний день в 1997 году: отец принес домой видеомагнитофон, на который долго копил втайне от матери. Через какое-то время дедушка подарил нам музыкальный центр — ему его подарили на какой-то юбилей бывшие выпускники.

Еще у меня был ZX-Spectrum-совместимый компьютер «Символ», который выпускал наш завод в начале девяностых и который родители обменяли на ваучер. Я очень мечтал о приставке «Денди», потому что у друзей были такие, а у меня — нет, но мне ее так и не купили. Более продвинутые приставки типа «Сеги» в нашем городе видели только по телевизору. Телевизор у нас, к слову, был старый, советский, но цветной. Отец припаивал к нему специальную плату, чтобы подключить компьютер.

Модных каналов MTV или СТС у нас не было, только четыре кнопки: ОРТ, РТР, НТВ, под конец 90-х подключили никому не нужный ТВЦ.

Особо котировалась среди школьников программа «Сам себе режиссер», но она шла ближе к полуночи, а мы ложились рано, и я никогда ее не смотрел. Зато с удовольствием вспоминаю «Звездный час», «Зов джунглей» и «Поле чудес». Ну и, конечно же, мексиканские и бразильские сериалы, которые особенно любила смотреть бабушка.

В 1998 году я не понимал, что случилось, а родители особо не говорили на эти темы. С виду на жизни это не сильно отразилось. Но потом мне мама рассказала, что после дефолта они сели с отцом думать, как жить дальше: у завода дела стали идти совсем туго. И очень повезло, будто счастливый случай, что через несколько дней отцу позвонил знакомый и предложил вторую работу — по вечерам преподавать в техникуме черчение. Поэтому мы пережили дефолт без каких-то потерь. Раньше жили экономно, и после — так же.

Могу вспомнить много историй про девяностые. Например, как мы с мамой решили выручить деньжат и сдать майонезные баночки. Их у нас было очень много — полсотни точно, а то и больше. Воображение рисовало картины неожиданного богатства. В итоге мы больше часа шли через весь город по жаре с велосипедами, на которые были загружены мешки с банками. Помню, что устал ужасно, но мотивация двигала вперед.

К сожалению, банки в пункте приема стеклотары ценились намного ниже, чем популярные в то время бутылки-чебурашки, и вырученных денег хватило только на мороженое в вафельном стаканчике, которое я съел по пути домой.

Кризис по нам ударил не так сильно, как по другим, видимо, поэтому особых воспоминаний о нем у меня нет. Но тогда говорили об этом очень много, рисовали страшные картины — это повлияло на то, что я спустя время стал интересоваться финансовой грамотностью.

В девяностые на улицах нашего города валялись гильзы. Их было много. Пуль было меньше, но тоже хватало. Кое-где в траве можно было насобирать гранулированного пороха. Вообще, все военные штуковины стали своего рода валютой для детей и подростков: пули, патроны, гильзы. Были даже гранаты.

В 1996 папа уехал из Молдовы на заработки в Москву. Когда приехал, мы купили квартиру за 2400 $. Однокомнатную. Папа всегда говорил, что деньги — это просто бумага. Он всегда хотел обеспечить нас жильем и сделал это. Но вот ирония судьбы в том, что, когда мы выросли, оказалось, что оно нам не понадобилось.

В конце девяностых я был подростком, мне удалось попасть под улично-уголовное воспитание. Все мечтали стать бандитами. Это было популярно в то время. Хотя многие ребята были простыми, лишь строили из себя бандитов. Все ходили на стрелки, ставили друг друга на счетчики, разводили друг друга на деньги и сдавали в общак. Распространение получили и наркотики. Водку и сигареты могли спокойно продать даже семилетнему ребенку.

Вечера мы проводили на дискотеках и на скамейках в парке с песнями под гитару. «Сектор Газа», «Чиж и Ко», «Чайф», «ДДТ», Цой, «Би-2», «Крематорий», Петлюра, «Земфира» — вот наш репертуар. Было здорово.

Первые бананы, бразильские сериалы, копка картошки и еще много чего. Тяжелое было время, но мы как дети воспринимали его беззаботно. Вернуться бы туда…

В девяностые все женщины из нашей семьи — бабушка, мама и тетя — пошли челночить, пока отец прозябал в НИИ, а дядя сидел на пособии в ожидании пенсии. Дедушка с мая по сентябрь жил на даче, зимой шабашил где мог. А отец уже в 1998 году начал потихоньку спиваться. Кому-то в семье нужно было зарабатывать, и этим кем-то по традиции стали русские женщины.

Киоска в переходе хватало в основном на еду для шестерых взрослых и троих детей. Одеждой нас тоже как-то обеспечивали, спасибо дешевым турецким тряпкам. Со всем остальным было сложнее.

Впрочем, мы даже на море выезжали. Пофиг, что четверо суток в плацкарте в одну сторону при +30 °C за бортом. Пофиг, что снимали реально сарай у знакомых и готовили из консервов. Море было важно, а стиралка или новая мебель — не настолько. Стирала я руками вплоть до переезда к парню в 20 лет.

Тот самый августовский день в 1998 году запомнился тем, как мама, тетя и бабушка сидят на диване и вздыхают. Незадолго до того они вложили большую часть долларов в оборот, закупили товар для киоска. И теперь кусают локти. Но откатить назад уже нельзя ничего, жизнь продолжается. Надо крутиться. Не жили хорошо — нечего и начинать, как говорится.

А родители одноклассницы удачно накопили и смогли обменять свой двухкомнатный хрущ на трешку в панельке, и еще на ремонт осталось. Помню, как я завидовала ее отдельной комнате — мне-то приходилось делить комнату с братом. И все же, несмотря на бытовые трудности, я бы то свое детство на нынешнее сытое не променяла бы.