«Не могу пройти мимо»: как я совме­щаю волонтерство с глав­редством в издании «Такие дела»

Я всегда была сочувствующим человеком.

Подростком замечала, как бабушки считали мелочь в магазине и не могли позволить себе еду. Меня это трогало так сильно, что я плакала.

Еще в детстве ввязывалась в потасовки, когда обижали слабых. Помню, как увидела подростков, толпой пинающих уличного котенка, — тогда я училась в пятом классе. Потеряла голову и ринулась его вытаскивать: закрыла животное собой, махала кулаками, истерила, плакала. Тогда за меня заступился проходящий мимо мужчина, и школьники разбежались.

Когда начала работать журналисткой, стала помогать нуждающимся через тексты. В 2017 году меня взяли специальным корреспондентом издания «Такие дела», которое пишет о социальных проблемах в России. А в 2022 году я заняла должность главреда. Работа отнимает много времени, но все равно стараюсь находить силы на помощь окружающим: соседям с инвалидностью, одиноким бабушкам.

Расскажу, что именно делаю и почему продолжаю этим заниматься.

Я родилась в Карелии, детство провела в Грозном. В 17 лет поступила в университет в Петрозаводске, и в 2008 году занялась журналистикой. Сначала я работала в журнале, который выпускала моя коллега и подруга. Мы были смелой и отчаянной командой, которая хотела делать журналистику о простых людях, живущих среди нас: о деревенских бабушках и дедушках, горожанах с разной судьбой, волонтерах. Это был срез городской и республиканской жизни в целом.

Затем я писала репортажи в издании «Губерния», интернет-журнале «Республика». Рассказывала о людях, у которых была последняя надежда на СМИ: им больше неоткуда было ждать помощи. Я тоже пыталась их как-то поддержать.

Одна из таких историй — об отдаленном детском доме на севере Карелии. Детям было совсем не с чем играть, не на чем писать, нечего читать. Я рассказала об этом в соцсетях, и люди завалили мой дом мешками с игрушками, книгами и канцелярией. Мы с другом погрузили все в машину и отвезли детям в 500 км от Петрозаводска. Тогда я сильно устала, но чувствовала себя счастливой.

В следующий раз я написала репортаж о малоимущих семьях, а затем решила привезти им подарки на Новый год. Я спросила мам, чего бы хотели их дети: кто-то мечтал о конструкторе, кто-то — о кукле. Я вновь рассказала об этом в соцсетях, запустила сбор, вложила свои деньги. Получилось около 15 000 ₽ — хорошая по тем временам сумма, на которую я купила все, что могло порадовать ребят. Нарядилась Снегурочкой и всю новогоднюю ночь разъезжала с подарками.

Я часто проникаюсь к своим героям — это мужественные люди, у которых непростая жизнь. Мне кажется недостаточным написать о них текст. И если кто-то из читателей хочет им помочь, я всегда этому радуюсь, присоединяюсь и при согласии делюсь контактами.

В 28 лет я переехала из Карелии в Самару, где начала работать шеф-редактором городского портала. В то время я немного волонтерила в детских домах и была добровольцем «Том Сойер Феста»  , который мы запустили в городе нашей редакцией.

В феврале 2018 года я перебралась в столицу. Вечером в день переезда ко мне постучал в дверь незнакомый мужчина. Он держал плюшевого клоуна, быстро говорил, повторял одну и ту же фразу, но был вежлив и рад знакомству. Я поняла, что у него какое-то заболевание.

Потом он часто ко мне стучался, мог предупредить о дождливой погоде. Мужчина приходил делиться мыслями, цитировал философов, читал свои стихи или говорил об очередной симфонии, которую послушал. Я поражалась его уму и эрудированности. Дима — так его звали — сам рассказал, что у него шизофрения и что он принимает препараты.

Как-то он пригласил меня в гости, и я познакомилась с его пожилой мамой Ириной Соломоновной. Соседка еле ходила. Я поняла, что ей нужна помощь: она единственная, кто заботился о Диме.

Ирина рассказала, что любит читать и что это единственное удовольствие в ее жизни. Тогда я начала покупать ей книги. Когда мне перестало хватать денег, написала о семье в соцсетях и попросила передать мне любые ненужные издания. Люди привозили их пачками, и я относила все соседке. Каждый раз Ирина рассказывала мне, о чем читала. А я говорила о командировках по России и показывала свои статьи. Так мы и сблизились.

Они с Димой всегда могли ко мне обратиться, когда была нужна помощь: купить лекарства, записать к врачу или просто пообщаться. Помню, как однажды я заболела сама. На третий день услышала взволнованный стук Димы и сказала ему, что болею. Через час уже тихонько постучали снова, и я увидела соседку, которая до этого совсем не выходила из дома. Она стояла и протягивала мне трясущейся рукой тарелку супа. Я еле нашла слова.

Она сделала сверхусилие, чтобы позаботиться обо мне. Я запомнила ее поступок на всю жизнь. Тогда по-настоящему полюбила эту женщину.

После этого случая я с трудом, но уговорила ее погулять. Она страшно боялась выйти на улицу, потому что не делала этого уже много лет. В день прогулки Ирина причесалась, надела красивую кофточку и соломенную шляпу — до этого она ходила только в домашнем засаленном халате и никак за собой не ухаживала.

Мы спустились на лифте. Была весна, на улице пели птицы. Ирина несколько минут стояла около двери подъезда, вцепившись мне в руку, словно боясь переступить невидимую черту, — я ее подбодрила. Мы сели на лавочку, и я увидела, как человек радуется солнцу. На следующих прогулках мы были уже с Димой.

Сначала Ирина не разрешала сыну выносить с собой клоуна Петю, поскольку стыдилась этого. Мол, взрослый мужчина гуляет с куклой. Я ответила, что нет разницы, кто и что думает, — я сама путешествую с плюшевым котом Хоской. И вынесла свою игрушку на улицу, сказав, что пусть идет лесом тот, кто считает меня сумасшедшей. Ирина рассмеялась, и так мы и сидели на лавке: трое взрослых и две игрушки. Со стороны мы, наверное, смотрелись странно, но нам было плевать.

Помню, как однажды Ирина сказала, что ее жизнь стала ярче. А я поняла, что одновременно — и моя. Я ведь тоже была одинока в Москве, и мне было приятно наше общение и доставляла радость забота о соседке.

Потом начался коронавирус, и мы перестали гулять. Соседка ослабла и практически не вставала с кровати. Еще она начала часто падать в квартире на ровном месте. Дима не мог поднять маму в одиночку, потому что у него не сгибалась спина, и часто просил меня о помощи.

В моей жизни начался кошмар. Меня могли разбудить в пять утра стуком в дверь и криком: «Помогите, мама упала!» Она все время была в синяках. Однажды Ирина упала ночью, так и не дойдя до туалета. Она всю ночь пролежала в испражнениях на холодном полу и не звала Диму, чтобы он не будил меня.

Мне было невыносимо ее жаль и тяжело от того, что пришлось ее отмывать. Она плакала и почти ничего не говорила. Ей было дико стыдно. Я старалась делать вид, что все в порядке.

К ней тогда приходила сиделка от еврейской благотворительной организации: была рядом с раннего утра до позднего вечера в будние дни. В выходные я сама меняла Ирине памперсы и помогала по дому. Я чувствовала, что соседка очень близка мне. У меня никогда не было бабушки, и, возможно, поэтому я так привязалась к Ирине.

Потом у нее случился инсульт, но ее удалось вылечить. Только мы выдохнули, как через пару дней она заболела ковидом. Мне пришлось сопровождать ее на скорой до поликлиники, где нужно было пройти обследование перед больницей. Мы просидели там много часов в толпе кашляющих людей. Я, как могла, подбадривала сползающую со стула соседку и поражалась ее мужеству: в тяжелом состоянии она пыталась шутить и не жаловалась. После той ночи мы чудом смогли найти больницу, где ее приняли.

Я тоже заразилась коронавирусом и слегла с температурой под 40. Я практически не могла ходить, и друзья оставляли мне еду у двери. В период слабости думала, что мне не нужна благотворительность такой ценой. Через пару недель мне полегчало.

Соседку выписали, и я уехала в санаторий. В какой-то из дней мне позвонил Дима и сказал, что Ирина умерла. Я не могла сразу приехать, поэтому Дима похоронил маму без моего участия.

Я помню, как пришла к нему домой и увидела, что все так, как было при Ирине. Дима ничего не трогал: на диване лежала недочитанная книга, лекарства, которые она принимала. Он попросил меня разобрать мамины вещи, отчего мне стало совсем грустно: я смотрела на одежду и представляла жизнь соседки. В основном это были красивые и простые, где-то заштопанные, сшитые ею вещи. Я словно читала по ним всю ее непростую жизнь.

Я забрала себе пару платьев и красивое пальто, в котором никогда не видела ее, — теперь ношу его каждую весну. Все остальное в хорошем состоянии сдала в фонд «Второе дыхание»  .

Потом я вышла замуж, и мы с супругом переехали в другой район Москвы, потому что хотели улучшить жилищные условия. Диму взяла под крыло семья в том же доме. Есть специальная программа: можно заключить с человеком договор об опеке, а потом получить квартиру по наследству. Дима иногда звонит мне, рассказывает о своих делах, и я его навещаю. И каждый раз, когда захожу к нему домой, у меня щемит сердце.

Когда я оправилась после потери, захотела стать волонтером в фонде, который помогает пожилым людям. На ум приходил «Старость в радость»  . Я понимаю, что в одиночестве пожилым часто важна не столько помощь продуктами или деньгами, сколько внимание. А я всегда любила общаться с бабушками и дедушками: они кладезь историй и мудрости.

При этом в 2022 году я стала главным редактором портала «Такие дела» и начала еще больше работать. Сейчас у меня совсем нет свободного времени. Поэтому хотелось, чтобы человек жил рядом и я бы приходила в гости выпить чаю. Но я не смогла найти такой вариант.

Я отложила мысль о волонтерстве, пока не наткнулась на статью в «Таких делах» о фонде «Дари еду»  . НКО доставляет готовые обеды и передает продукты длительного хранения пожилым людям. Я подписалась на ежемесячные пожертвования в фонд и на его соцсети.

Однажды я увидела историю 92-летней подопечной фонда Юлии Михайловны, и не смогла пройти мимо. Всю жизнь она работала журналисткой в изданиях «Советский cпорт» и «ЗОЖ» и много путешествовала. Сейчас она практически обездвижена. Я посмотрела ее фотографии и послушала, как она говорит, — у нее красивая, хорошо поставленная речь. Я поняла, что хочу с ней общаться и дружить.

Я написала в фонд, что хотела бы прийти в гости к Юлии Михайловне. Они спросили у подопечной, готова ли она общаться, и та была не против. Координатор предложил мне заодно поучаствовать в доставке еды по разным адресам — в одном из тех домов живет Юлия Михайловна.

В день моего волонтерства на работе случилось несколько неприятных вещей. Я была подавлена, но решила не отменять договоренности и приехала на раздачу. Мне дали огромный рюкзак, в котором лежали пакеты с едой, и список адресов.

От квартиры к квартире я чувствовала, как наполнялась силой и хорошими эмоциями. Мне улыбались люди, которым я приносила еду. Кто-то меня обнимал. Поэтому я дошла до Юлии Михайловны в приподнятом настроении.

Вместе с продуктами я принесла ей цветочки, и мы долго не могли отыскать вазу: ей так давно не дарили букеты. В тот день мы проговорили два часа. У Юлии уникальная судьба и жизнь: она выпустила 13 книг, написала путеводитель по Армении, была велогонщицей.

В марте 2023 года у нее умер муж — любовь всей ее жизни. Он тяжело болел, и последние три года, в свои 89—91, Юлия ухаживала за ним: меняла памперсы, измельчала ему пищу, кормила с ложечки. Она, худенькая и маленькая, мыла и переворачивала взрослого мужчину. Ей было физически и морально тяжело, но она все вытерпела.

Как только он умер, она слегла и теперь шутит, что сама называется лежачей больной. Она будто утратила стимул двигаться и бороться. При этом человек знает о здоровом образе жизни больше, чем все мы, вместе взятые.

Я начала приходить к ней в гости раз в неделю, потому что чаще не успевала. Первые несколько раз она не вставала с кровати и разговаривала сидя. Дверь за мной закрывала социальная работница или знакомые Юлии, которые иногда ее навещали. На третьей встрече мы долго говорили и над чем-то хохотали. Когда я оделась и собралась выходить, Юлия вышла на ходунках меня проводить. У нее появилась мотивация встать, и я обрадовалась этому.

Теперь она всегда открывает мне дверь, и мы шаркаем на кухню пить чай. Я приношу ей продукты. Иногда она просит что-то конкретное, например молоко и хлеб. Еще я покупаю ей вкусняшки, которые она не может себе позволить, и цветы — ваза уже не пылится.

Я вижу, что ей приятно вспоминать свою жизнь, а мне интересно ее слушать. Еще я потихоньку записываю с ней интервью — не столько для работы, сколько для себя и для нее.

Недавно я предложила свозить ее в Измайлово, где она выросла и не была много лет. Там Юлия жила и впервые села на велосипед. Она волнуется лишь от одной мысли о поездке. Мы договорились отправиться туда весной 2024 года, когда станет тепло.

Меня ранит, что огромное число людей, как Юлия Михайловна, заперты в квартирах, будто в клетках. Ужасно, когда ты не можешь радоваться весне и лету, трогать траву, дышать воздухом. Я хочу подарить ей возможность гулять и надеюсь, что это взбодрит ее.

Когда мы только поженились, жили с супругом раздельно: он работал на Крайнем Севере, и я приезжала к нему раз в два-три месяца. На месте узнала о пункте временного содержания животных, где практически не было волонтеров. Я позвонила им и предложила помощь, чем очень удивила работников. С тех пор каждые выходные мы с мужем выгуливали по две бездомные собаки в ближайшем лесочке возле реки.

Когда мы съехались в Москве, я уже была полностью в работе, поэтому совсем не осталось времени навещать приюты. Но я всегда готова помочь при первой же возможности.

Помню, как писала материал об альпинистке Эльвире Насоновой — единственной женщине в мире, которая трижды удостоилась звания «Снежный барс». При этом она очень бедно живет и ходит в рваных кроссовках. Но даже в таком положении Эльвира постоянно кормит котов, лишая себя еды.

Тогда я купила много корма ее любимцам и вместе с ней приходила их кормить. Потом прислала ей посылку с альпинистскими ботинками: после публикации текста нашлись люди, которые захотели ей помочь.

А однажды я спасла собаку в Тбилиси. Она подошла ко мне на трех лапах и с чипом в ухе, когда мы с друзьями ужинали на улице. Легла у столика и сразу начала лизать беспокоящую лапу — подушечка распухла. Она разрешила мне посмотреть, и я увидела разодранную в кровь «ладошку». Собака дрожала и не могла расслабиться из-за боли.

Я была в чужой стране с неработающей российской картой. Наличных было мало. Мне было жаль собаку, но что толку от моей жалости? Решила помочь, осознавая, что обратной дороги нет. Сперва уточнила у знакомого журналиста контакт местной зоозащиты. Он прислал телефон девушки, и я попросила помочь отвезти собаку к врачу. Она знала, где есть круглосуточная ветклиника, и примчалась к нам.

В клинике врач вколол пострадавшей антибиотик, обезболивающее и витамин, обработал и перебинтовал лапу. Я обнимала и подбадривала собаку. Рана оказалась серьезной: требовалось колоть антибиотики и ежедневно делать перевязки около недели. На улице была ночь, и нам пришлось судорожно искать место, куда привезти собаку, чтобы за ней ухаживать. У девушки были коты, а я жила в гостинице.

Мы нашли несколько организаций — приют и гостиницу для животных. В первом не подняли трубку, а во второй нам отказали. Я тогда думала, что ни за что не брошу собаку, потому что она мне доверилась. Мы назвали ее Саломеей.

Нам удалось передать собаку общему знакомому, но наутро он попросил забрать ее обратно, потому что она загадила квартиру. Я решила ехать в приют, до которого никак не могла дозвониться, и позвала на помощь коллегу и друга, чтобы отвезти Саломею.

В приюте мы договорились, что собаку возьмут и будут лечить, после чего отвезут в родной район, где она нас нашла. Я предложила денег, но их не взяли. А друг отправил пожертвование приюту.

Я хотела найти для Саломеи дом, поскольку она была молодой, спокойной и очень умной. Мы искали варианты отправить собаку в другую страну или город России. Но делать этого не пришлось, потому что случилось чудо: мне позвонил ее хозяин Георгий и сказал, что узнал своего питомца.

Собака убежала месяц назад: ее искали всей семьей, расклеивали по Тбилиси объявления, но все без толку. Он и его семья ужасно обрадовались, что член семьи нашелся — пса звали Молли. Сейчас собака живет с семьей и ее лапа давно зажила.

Меня поддерживает возможность сделать что-то для кого-то. В каждом подъезде есть одинокие люди — мы просто их не замечаем. А ведь им порой достаточно одного хорошего слова. Я чувствую, что у меня есть силы и немного времени, чтобы сделать жизнь этих людей чуточку лучше.

Когда мне удается кого-то порадовать, испытываю радость сама. Нет ничего сложного в том, чтобы купить кому-то книжку и принести цветы.

Сейчас в моем дворе живет бабулечка, с которой мы тоже подружились. Она тяжело ходит, но каждый день наматывает с палками круги вокруг двора. Однажды я подошла к ней и сказала, что восхищаюсь ее упорством, — ей было приятно это услышать. Она заявила, что лучше умрет на ходу, чем лежа в кровати. Мне близка такая позиция.

Иногда она звонит мне и зовет на улицу. Когда тепло, мы пьем кофе на лавочке. Как-то зимой она пожаловалась, что боится выйти из дома, и я подарила ей нескользящие накладки на ботинки. Она обрадовалась, а мне это стоило всего 800 ₽.

Я продолжаю помогать людям через соцсети. В августе 2022 года получила письмо от священника о. Михаила Гончарова из Красноярского края. Он рассказал, что их село находится в труднодоступном районе и из-за этого сложно попасть даже к врачу. Тогда я открыла сбор на личную карту, чтобы батюшка смог купить вездеход. Всего за три дня удалось собрать 1,5 млн рублей — их хватило на бэушный «Лесник-М». А я написала текст об этой истории.

Правда, я очень не рекомендую делать сборы, особенно крупные, на личные карты. С отцом Михаилом так получилось, потому что все фонды, в которые я обратилась, отказались организовать такой специфический сбор  .

Еще я никогда не могу пройти мимо людей, которые продают на улице сделанные своими руками вещи. Часто они занимаются этим от финансовой безысходности. Недавно я ехала в поезде и увидела на станции женщину, которая продавала вязаные игрушки. Я купила у нее зайчика и заодно расспросила, чем она зарабатывает. Оказалось, что она на пенсии и денег катастрофически не хватает.

Пока у нее были силы, ходила к поездам с тяжелыми сумками с пивом и снеками. Потом надорвала спину. Сейчас вяжет игрушки и продает их, потому что это помогает ей выживать. Я очень люблю зайчика, которого у нее купила.

В Москве я постоянно встречаю людей, которые что-то продают, например цветочки из своего сада. Однажды я купила прихватки у бабушки, которая стояла с ними посреди Тверской улицы. Она держала их в руках и тоже поделилась, как ей тяжело. Муж тогда спросил, зачем я их купила. А ведь дело не в том, нужны мне эти прихватки или игрушки, — это возможность поддержать человека и его дело.

Я не считаю это волонтерством. Видимо, я просто человек, который часто не может пройти мимо. У меня есть потребность делать что-то помимо работы.

Еще я подписана на ежемесячные пожертвования в Карельский регистр доноров костного мозга  , в тбилисский приют для животных и несколько фондов, с которыми сотрудничает портал «Такие дела». Часто жертвую деньги людям, которые подбирают бездомных животных. В среднем выходит 3000—6000 ₽ в месяц. Также на каждый свой день рождения прошу друзей пожертвовать небольшую сумму изданию.

Я считаю, что можно помочь даже маленькой суммой, особенно если рассказать об этом в соцсетях и предложить другим присоединиться.