«Нет плохого цвета кожи»: 5 подходов к воспитанию, которые мы прак­тикуем в Индонезии

Я выросла в Сибири. Мой муж — индонезиец родом из Западной Явы. Нашему сыну четыре года.

В семьях, где мы с супругом выросли, свой культурный багаж, язык, привычки и традиции. Еще до того, как у нас появился ребенок, мы решили обсудить тип воспитания, которого будем придерживаться. Все еще остаются моменты, в которых мы не согласны друг с другом. Я считаю, это хорошо: дети должны видеть, что у людей могут быть разные точки зрения. Но есть фундаментальные вещи, в которых мы сошлись единогласно.

Наш подход к воспитанию может отличаться от того, к которому привыкли вы, — это нормально. Расскажу, что мы считаем важным в родительстве.

Нас с мужем воспитывали силой. Мы выросли в патриархальных обществах. Поэтому и я, и супруг знаем, как насилие сказывается на ребенке. И мы солидарны в том, что этот метод неприемлем.

Однажды муж очень четко описал, почему нельзя использовать телесные наказания: когда мы общаемся с другими взрослыми, бывают ситуации, в которых мы друг друга не понимаем или не хотим понять. Нам может казаться, что кто-то ведет себя отвратительно, но мы не раздаем пощечины каждый раз, когда сталкиваемся с этим, — мы пытаемся разрешить конфликт. Почему с детьми должно быть по-другому?

Я считаю, что родитель бьет тогда, когда его умения выстраивать отношения закончились, и все, что он или она смогли сделать, — применить силу. Для меня это показатель слабости и незрелости.

Быть взрослым — это понимать свои чувства и эмоции, уметь выбирать реакции и трезво оценивать последствия. Если я этого не умею — я сама еще ребенок. И тогда вопрос ко мне: «Зачем я родила сына?» Мои травмы и проблемы — моя ответственность. Благо в наше время не составляет труда их проработать. Было бы желание и осознание.

Два года назад мне поставили диагноз ГТР — генерализованное тревожное расстройство. Я начала когнитивно-поведенческую терапию. Тревога не оставила меня полностью, но я смогла объективно оценивать свое поведение и привычки.

Сейчас я работаю над собой сама: читаю статьи и книги о психологии, веду дневник состояний и желаний. Не могу сказать, что кардинально изменилась, но я учусь регулировать свои реакции, и эмоции уже редко диктуют мне, как себя вести, или могут повлиять на мое фоновое настроение в течение дня.

Мы считаем так: тело ребенка принадлежит ему, поэтому он вправе принимать решения, связанные со своей внешностью или телесными контактами с другими людьми.

Одежда, обувь. Я выкладываю сыну пару вещей на кровать, и он выбирает, что наденет. Иногда отказывается от моего предложения и лезет в шкаф сам.

Особенно часто так происходит с обувью. Я ставлю кроссовки, а сын почти всегда говорит: «Нет, я хочу сандалии». Я без вопросов меняю. Считаю важным, чтобы сын понимал, что его желания реальны, и я их слышу.

Иногда он может отказаться обувать что-либо — тогда я поясняю, почему обувь нужна. Говорю, что без нее проще поранить ногу или что его может укусить муравей. Потом спрашиваю, что, по его мнению, защитит ступни лучше всего. И сын надевает сандалии.

Стрижка. За четыре года мы не стригли ребенка ни разу. Иногда я собираю волосы в хвост, но сын снимает резинку, несмотря на жару, — ему нравится ходить с распущенными. Это никому не мешает, и мы с мужем не настаиваем.

Гигиена. Бывают моменты, когда сын отказывается чистить зубы или идти мыться. Понятно, что это нужно и важно, но я не заставляю ребенка силой, а сажусь и разговариваю, объясняю, почему люди должны это делать.

Чаще всего объяснения работают. Но если нет, использую трюк «5 минут»: соглашаюсь с отказом и говорю, что вернемся к этому вопросу через 5 минут. Если спустя это время ответ такой же — даю еще столько же. Как правило, к этому моменту противиться сыну надоедает. Главное — запастись выдержкой, так как дети чутко реагируют на раздражение и начинают бунтовать против него.

Обрезание. Мой муж — мусульманин, но мы решили, что сын сам решит, когда делать обрезание и делать ли вообще. Было непросто объяснить это родителям супруга, так как они очень религиозны и часто спрашивали, когда мы планируем церемонию.

Муж принимает и понимает меня, но все же иногда возвращается к этому вопросу. Помимо религиозных соображений, это еще оптимальный вариант для тропического климата из соображений физиологии.

Телесный контакт. В Индонезии абсолютно неприемлемо не делать чего-то, что просит старший. Я не имею ничего против до тех пор, пока это не касается меня или моего сына. С трех лет мы спрашиваем разрешения обнять или поцеловать его. Он может отказать бабушке, если та лезет целоваться или щиплет за щеки. И она должна принять тот факт, что в данный момент внук не хочет близости.

Нам важно, чтобы сын понимал: если тебе не хочется, чтобы тебя трогали, ты имеешь право сказать «нет». Если ребенок может отказать маме и папе, он точно сможет отказать и кому-то чужому.

В Западной Яве не принято кричать и вообще ярко демонстрировать негативные эмоции. Даже в конфликтной ситуации нужно общаться спокойно и уважительно. Мне это в силу темперамента дается сложно, но я стараюсь. И в общении с сыном тоже учусь обходиться без криков и повышения голоса.

Но я не идеальная мать. Бывают моменты, когда я выжата как лимон. Тогда могу сорваться и накричать на ребенка. Обычно мне нужно 5—10 минут, чтобы отойти. Лучше всего помогает сесть на байк и прокатиться по району пару минут. Ровно в ту секунду, как успокоилась, я иду к сыну просить прощения.

Мне важно, чтобы он знал: повышение голоса — не норма. Поэтому всегда прошу прощения. Говорю, что он ни в чем не виноват, а у меня из-за усталости не было сил проконтролировать свою реакцию. Мы обнимаемся, и я повторяю, что люблю его всегда, даже если злюсь.

Надеюсь, что таких эпизодов у нас будет все меньше или они вообще уйдут. А для этого делаю все возможное: продолжаю заниматься самоанализом, стараюсь не перерабатывать и следить за своим эмоциональным состоянием.

Что интересно — сын тоже просит прощения за свои проступки и не убегает от ответственности. Однажды он в садике разбил стекло в двери, хлопнув ей. Няня рассказала, что он сам подошел и попросил прощения. Она была приятно удивлена, а я безумно горда поступком сына.

В детстве меня учили подавлять и проглатывать «плохие» эмоции, а «хорошие» воспринимались как что-то само собой разумеющееся. С сыном я выбрала другую стратегию. Во-первых, все эмоции нужны. Во-вторых, их нужно уметь называть: гнев, злость, радость, страх, грусть — сын может различить их в своем настроении и назвать.

Он уже научился объяснять, что чувствует: «Я плачу, потому что мне грустно и обидно, так как ты на меня злишься». Это помогает нам понять сына, особенно в моменты истерик. А ему — понять, что его чувства реальны, и быть более уверенным в себе.

Индонезийцы чтут и ценят белую кожу и часто насмехаются над своей смуглостью. Я убеждена, что это токсично. И так как многие местные жители мусульмане, они считают левую руку «грязной». Для меня это личный пунктик. С детства я левша, и мама пыталась меня переучить — в советские времена левая рука тоже почему-то не нравилась. И в Индонезии мне делали замечания.

Поэтому в нашей семье есть правило: нет руки хорошей или плохой. Так же как и нет хорошего или плохого цвета кожи.

Нам с мужем было непросто «отбиваться» от родственников, которые живут в разных культурах и хотят, чтобы мы взяли из этих культур главное. Маме мужа, например, было важно, чтобы ее внук научился молиться и делал это как полагается мусульманину — на арабском языке. Моей маме хотелось, чтобы внук рос «настоящим мужиком» и перестал просить грудь после года, а к двум привык к горшку.

Мы понимали, что эти советы искренние, но у нас свой путь. Мы не оправдали надежд родителей: сын не знает ни слова на арабском, до сих пор спит в подгузнике, а с груди «слез», когда ему было два года. Помогает то, что мы живем отдельно и вдали от родственников. Моя семья в России, семья мужа живет на другом острове в 1500 км от нашего дома.

Конечно, мы с мужем тоже можем разойтись во мнениях, бывают конфликты. Какие-то ситуации не умею разруливать я, какие-то — он. Но мы сходимся в одном: договариваться и обсуждать все, что нас тревожит, — обязательство каждого члена нашей маленькой семьи.

Мой идеальный образ родителя — это пилот самолета: он не впадает в истерику и не вступает в перепалки, а спокойно объясняет ситуацию, выслушивает пассажиров и продолжает следить за безопасностью движения. Такой мамой я хочу быть для сына: стойкой, спокойной, знающей свое дело, но в то же время открытой и понимающей, к которой ребенок всегда может прийти за помощью и советом.